Таким образом, вместо реформирования сверху вниз, в текущих условиях, стратегия должна быть революцией снизу вверх. Поначалу может показать, что этот вывод делает задачу либерально-либертрианской социальной революции невозможной. Разве это не означает что нужно убедить большинство населения голосовать за отмену демократии и прекращение всех налогов и законодательства? И разве это не чистая фантазия, учитывая, что массы всегда скучные и ленивые, а тем более, что демократия, как объяснялось выше, способствует моральному и интеллектуальному вырождению? Как можно ожидать, что большинство все более деградирующих людей, привыкших к «праву» голосовать, когда- либо добровольно откажутся от возможности грабежа чужой собственности? Говоря таким образом, нужно признать, что перспектива социальной революции действительно должна рассматриваться как практически нулевая. Скорее, только во втором взгляде, рассматривании отделения как неотъемлемой части любой стратегии снизу вверх, задача либерально-либертарианской революции не представляется невозможной, даже если она все еще остается сложной.
Как отделение вписывается в стратегию социальной революции снизу вверх? Что еще более важно, как сепаратистское движение может избежать судьбы Южной Конфедерации, которая была раздавлена тираническим и опасно вооруженным центральным правительством?
В ответе на эти вопросы прежде всего необходимо помнить, что ни первоначальная американская революция, ни Конституция не были результатом воли большинства населения. Треть американских колонистов были на самом деле лояльны к Английскому правительству, а треть была занята повседневными делами, и им было все равно. Не более трети колонистов были на самом деле приверженцами революции и поддерживали ее. А что касается Конституции, то подавляющее большинство американской общественности было против ее принятия, и ее ратификация представляла собой скорее государственный переворот крошечным меньшинством, чем общую волю. Все революции, хорошие или плохие, начинаются меньшинствами; и сепаратистский путь к социальной революции, в которую обязательно включен отрыв меньшего числа людей от большего, требует явного осознания этого важного факта.
Во-вторых, необходимо признать, что окончательная власть каждого правительства, будь то короли или смотрители, зависит исключительно от общественного мнения, а не от физической силы. Агенты правительства никогда не превышают небольшую долю всего населения, находящегося под их контролем. Это подразумевает, что ни одно правительство не сможет навязать свою волю всему населению, если оно не найдет широкую поддержку и добровольное сотрудничество с неправительственной общественностью. Это также подразумевает, что любое правительство может быть свергнуто простым изменением общественного мнения, то есть отказом от согласия и сотрудничества общественности. И хотя, несомненно, верно, что после более чем двух веков демократии американская общественность стала настолько выродившейся, морально и интеллектуально, что любой такой вывод должен считаться невозможным в общенациональном масштабе, не кажется непреодолимо трудным завоевать мнение настроенного сепаратизмом большинства в достаточно небольших районах или регионах 53 страны. Фактически, учитывая энергичное меньшинство интеллектуальных элит, вдохновленное видением свободного общества, в котором закон и порядок обеспечивают конкурентные страховщики, и, более того, учитывая это в США, которые обязаны своим существованием сепаратистскому акту сецессии, все еще считается законным и в соответствии с «первоначальным» демократическим идеалом самоопределения (а не правления большинства) значительного числа людей, кажется, что нет ничего нереального в предположении, что такое сепаратистское большинство существует или может быть создано в сотнях мест по всей стране. Фактически, при довольно реалистичном предположении того, что центральное правительство США, а также социал-демократические государства Запада в целом обречены на экономическое банкротство (во многом подобно тому, как «народные демократии» стран Востока распались экономически около десяти лет назад), нынешние тенденции к политической дезинтеграции, вероятно, будут усиливаться в будущем. Соответственно, число потенциальных сепаратистских регионов будет продолжать расти.