Оба эти народа вовсе не думали, что смогут обеспечить свою свободу и независимость, позволив предавать суду самых высокопоставленных представителей власти. Они считали, что свобода будет гарантирована скорее в том случае, если все граждане будут хорошо осведомлены о мелких судебных процессах, которые ведутся ежедневно, чем изредка узнавать о крупных, которые почти не проводятся, а если и проводятся, то слишком поздно.
В средние века, когда поймать преступников было чрезвычайно сложно, судьи, к которым некоторые из них все же иногда попадали, часто старались подвергнуть этих несчастных самым ужасающим наказаниям, что, однако, не приводило к сколько-нибудь заметному сокращению преступлений. Со временем человечество признало тот факт, что, делая правосудие более неотвратимым и одновременно более мягким, его превращают в реально действующую силу.
Американцы и англичане полагают, что к произволу и тирании следует относиться как к воровству, то есть, иными словами, облегчать их преследование в судебном порядке и смягчать наказание.
На VIII году существования Французской республики была составлена конституция, статья 75-я которой гласила: «Представители правительства, за исключением министров, могут подвергаться преследованию за свои действия, относящиеся к их служебным обязанностям, лишь в результате постановления Государственного совета; в этом случае дело подлежит возбуждению в обычных судах».
Конституция VIII года уже канула в Лету, однако данная статья сохранилась; на нее и по сей день постоянно ссылаются, чтобы отвергать справедливые требования граждан.
Я нередко пробовал объяснить американцам и англичанам смысл 75-й статьи, но это всегда оказывалось для меня весьма трудным делом.
Им прежде всего представлялось, что Государственный совет Франции — это какой-то высший суд, созданный в самом центре королевства, а его функции предварительного заслушивания жалобщиков казались им проявлением тиранки.
Но когда я пытался объяснить им, что Государственный совет отнюдь не является судебной инстанцией в буквальном смысле слова, а относится к административным органам, члены которого находятся в полном подчинении короля, так что король, самодержавно приказав совершить беззаконие одному из своих служителей, называемому префектом, своей верховной властью может приказать другому служителю, называемому государственным советником, воспрепятствовать наказанию первого. Когда я указывал им на человека, пострадавшего в результате королевского распоряжения и вынужденного обращаться к тому же королю за разрешением призвать на помощь правосудие, они отказывались поверить в существование подобных чудовищных нелепостей и обвиняли меня во лжи и невежестве.
В старину при монархическом строе нередко случалось так, что парламент издавал постановление об аресте государственного чиновника, который совершил то или иное правонарушение. Иногда в это дело вмешивался сам король и приказывал прекратить начатый процесс. В этом случае деспотизм проявлялся открыто и повиновение оказывалось результатом подчинения силе.
Мы же, как оказалось, отошли далеко назад от того, чего добились наши отцы: мы допускаем, чтобы под видом правосудия и от имени закона возникали такие ситуации, с которыми наши предки мирились только под давлением непрекрытого насилия.
Глава VII. О ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЮСТИЦИИ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ
Что автор понимает под политической юстицией. — Что такое политическая юстиция во Франции,
в Англии, в Соединенных Штатах. — В Америке политический суд рассматривает лишь дела
государственных должностных лиц. — Отстранение от должности как одна из мер наказания,
наиболее часто применяемая политическим судом. — Политическое судопроизводство как обычное
средство воздействия на должностных лиц со стороны правительства. — Политическая юстиция,
существующая в Соединенных Штатах, — сильнейшее орудие в руках большинства, несмотря на
свою мягкость, а возможно, и благодаря ей.
Под политической юстицией я понимаю имеющую временный характер судебную функцию органов политической власти.
Правительствам, обладающим неограниченной властью, не нужно придавать судебным мерам какие-либо чрезвычайные формы: монарху, именем которого вершится правосудие и который является полновластным хозяином судебной системы, как, впрочем, и всего остального, нет надобности искать оправдания своим действиям, так как данная ему власть сама по себе есть его гарант. Единственное опасение, которое может у него возникнуть, заключается в том, что в действительности не будет соблюдаться даже видимость правосудия и что вместо того, чтобы утвердить его власть, ее обесславят.