Абсолют — это последняя инстанция человека трагического, единственно эффективная, ибо только он может сжечь — даже если вместе с самим человеком — его самое глубокое чувство зависимости, упрек в бытии самим собой.[758]
Глава XXXVI.
Лоуренс чувствовал себя в Англии более чуждым, чем после возвращения из Дамаска. В Англии, в Европе, в жизни. Неумолимый разлад, напоминающий тот, что предшествует религиозному обращению, разъедал для него мало-помалу все формы жизни. В Лондоне, где он больше не ощущал себя одним из своих, он все больше чувствовал себя эмигрантом из неведомой страны, где все, что европейцы имели общего между собой, с давних пор было ему безразлично.[759]
Начиная с денег. Он распределял многие миллионы фунтов, а после его освобождения от должности[760] пришлось настаивать, чтобы он притронулся к ста десяти фунтам…[761] Его отец — триста фунтов в год и пять сыновей — выказывал к деньгам «презрение идеалиста»; как и его мать. Сам Лоуренс не испытывал нужды ни во время своего сурового бродяжничества, ни в Каркемише, ни во время восстания — по меньшей мере, для себя.[762] Самые чистые из его доходов — из министерства и Колледжа Всех Душ — ушли на покупку нескольких картин, приобретение для Британского музея рукописи Доути (последний не знал, кто ее оплатил[763]), выполнение иллюстраций для будущего издания его книги[764] — или же были розданы.[765]
Чувство, которое он испытывал к деньгам[766], было в буквальном смысле религиозным. Примитивная теократия или примитивный коммунизм обеспечивают каждому средства к существованию, не допуская, чтобы приобретение могло вмешаться в его действия, и это чувство обитало в его сердце. Так как всякое действие, смысл которого — приобретение, было чуждым ему, деньги были для него лишь демоном, вынуждающим человека отвергать те действия, которые были бы достойными в его глазах. Он отрицал деньги в той мере, в которой они меняют человека, называл проституцией все, что исходит от них. Он допускал, на худой конец (не без отвращения), что его книга будет продаваться, но ради того, чтобы она продавалась, он не собирался изменить ни строчки; если он получал от министерства хотя бы скудное денежное содержание, то лишь потому, что между этими деньгами и тем, что он делал, не устанавливалось никаких связей. Колледж Всех Душ не заключал с ним договора ни о чем — даже о том, чтобы он завершил свою книгу — и он уже подумывал о том, чтобы покинуть его, как покинул он свою квартиру. Он мог принимать деньги (часто для того, чтобы их раздать) лишь на том условии, что ради их получения сам он не будет вовлечен ни во что.[767]
И что принесли бы ему деньги? Признание? Для него это было смешно. Он жаждал обитать в воображении людей, а не чтобы его признавали.[768]
Власть? К власти как таковой он был равнодушен: даже в Аравии он три раза просил отставки.
Удовольствия? Без сомнения, ничто так не разделяет людей, как их чувства. Его исключительная память, которая хранила спустя годы воспоминания о местностях, о солнце, блистающем на змеях Сафры и на снегах Эдома, была по отношению к живым существам бесконечно абстрактной, не считая тех случаев, когда он призывал ее ради того, чтобы действовать или писать. Случайно столкнувшись на улице со своим отцом, он извинился, но не узнал его[769]; он, не смотревший человеку прямо в лицо, только искоса, не забывал имена своих боевых товарищей, но забывал их лица. Вегетарианец, непьющий, некурящий[770], он развил лишь одно из своих чувств: осязание. Песчаные ванны, погружение в источники или в море были единственными элементами наслаждения в его рассказах. «Людей интересовало столько всего, что было противно моему самосознанию. Они говорили о еде и болезнях, о забавах и удовольствиях, со мной — а я считал, что признать наше обладание телами уже достаточно унизительно, чтобы дополнять это подробностями и недостатками».[771] Он испытывал удовольствие от ощущений[772], разве что когда с ожесточенностью лишал их себя. Из семи смертных грехов большинство объединяет людей, но он не знал почти ни одного, кроме того, что сильнее всего разделяет их — гордыни.
758
Судьба этой главы отличается от всех других глав «Демона абсолюта». Только ее Мальро опубликовал, под названием «Неужели это было все?», и она выдержала четыре издания на французском с 1946 по 1976 год, три перевода в англосаксонских странах, с 1948 по 1956 год, один из которых появился в престижном обозрении Transition. Хотя она была опубликована в форме статьи, или скорее эссе, этот текст был представлен как фрагмент труда, который должен был появиться в дальнейшем. В конце печатных изданий находится примечание: «Эти страницы представляют собой главу из «Демона абсолюта» (который воспоследует)». Однако Мальро никогда не упускал возможности заявлять (или писать), что рукописи его «Демона» больше не существует: она, вместе с продолжением «Орешников Альтенбурга» («Борьба с ангелом»), уничтожена гестапо или самим автором (по разным версиям). За публикацией последовали многочисленные статьи в прессе. Среди них назовем: Roland P. Caillois, «L’Echec de T. E. Lawrence», Critique, февраль 1948 г., стр.99-107; Maurice Nadeau, «T. E. Lawrence, «valet de chambre de l’ideal», Mercure de France, май 1949 г., стр.124–127, и «Portrait de l’aventurier», Mercure de France, 1 января 1951 г., стр.111–115, представляющий собой этюд о Portrait de l’aventurier Roger Stephane, 1950; Emile Henriot, «Le Portrait d’un aventurier», Le Monde, 21 февраля 1951 г.; Pierre de Boisdeffre, «T. E. Lawrence heritier de Nietzche», Le Journal de Geneve, № 46, 23–24 февраля 1952, переиздан в Des vivants et des morts. Temoinages 1948–1953, Paris-Bruxelles, Editions universitaires, 1954, стр.297–303; «De la legende a l’histoire», L’Information, 11 июня 1955 г., «Le Colonel Lawrence ou la tentation du neant», Etudes, 1 ноября 1955 года, 289, стр.168–182; Etiemble, «Un saint en salopette», Les Temps modernes, ноябрь 1948 года, стр.878–886, перепечатано в Hygiene des Lettres — I. Premiers notions, Gallimard, 1952, chap. «Lawrence d’Arabie», стр.256–268; Gaёtan Picon, «Lawrence et l’innocence de l’action», Gazette des Lettres, 1949, перепечатано в L’Usage de la lecture, Mercure de France, 1960, стр.49–54; Manes Sperber, «T. E. Lawrence et ses deux legends», Preuves, № 55, сентябрь 1955 г., перепечатано под названием «Les Fausses Situations» в Le Talon d’Achille. Essais, Calmann-Levy, 1957, стр.177–214. Трудно поверить, чтобы заголовок книги Jean Beraud-Villars, Le Colonel Lawrence ou la recherché de l’absolu, Albin Michel, 1955 не был вдохновлен утверждениями Мальро, которыми более чем явно вдохновлялся и Роже Стефан.
759
Фрагменты следующей части текста в вариантах автора отнесены к концу главы XXXIV, после слов «оно было окончено».
761
Вариант автора:… у него не осталось ни гроша. Не только потому, что он был честен, но главным образом потому, что деньги он презирал. Он боялся их влияния: деньги притягивали все, что он отвергал.
766
Вариант автора: «Я не большевик, — писал он Даблдею, — но деньги интересуют меня недостаточно для того, чтобы серьезно пытаться их приобрести». См. письмо Ф. Н. Даблдею от 20 марта 1920 г., The Letters of T. E. Lawrence, стр.300–301. (Примечание М. Ларе).
767
Вариант автора: Он считал, что каждый воздействует на людей лишь тем, что он собой представляет. Он вновь появлялся из метаморфозы, иногда жестокой, им восхищались как чудесным иллюзионистом.
768
Вариант автора: Почет? Он насмехался над ним. Возможно, он желал занимать воображение людей, а не быть почитаемым.
772
В вариантах автора: За исключением своей тайной области, казалось, он не соглашался испытывать удовольствие…