Глава IV.
Генерал Тауншенд[184] укрепился в Куте с двенадцатью тысячами человек — крупнейшей частью англо-индийского экспедиционного корпуса, уже настигнутого бери-бери[185] — чтобы остановить продвижение своего противника Нур-Эддина на Басру: Кут давал власть над Тигром. Когда он решил эвакуировать гражданское население, шесть тысяч арабов, политический офицер[186] сообщил ему, что если турки не примут их, то дети и женщины погибнут в пустыне. Тауншенд снабдил их охраной и ждал армии подкрепления[187]: 8 декабря [1915 года] генерал Эйлмер принял командование подразделениями, не включенными в экспедиционный корпус, перегруппированными, укрепленными и собранными в корпус армии на Тигре. Армейский корпус меньше чем в двадцать тысяч человек…
На следующий день начался обстрел Кута. Войска, которые поддерживали Тауншенда выше излучины реки, были переброшены в город, и осажденные были вынуждены взорвать мост. Соединиться с Эйлмером по его прибытии к Куту стало для них невозможным; у них не было дерева, чтобы навести другой мост, а чтобы перейти реку на арабских лодках, им требовалось девять дней. Но недостатка в продовольствии не было.
Месяц спустя авангард армии подкрепления атаковал. Он был разбит; интендантство Кута в тот же день обнаружило, что украдена тысяча мешков муки. Однако Нур-Эддин, по всей видимости, отступил перед основной частью корпуса английской армии. Фон дер Гольц заменил его Халиль-пашой[188], прибытие которого к Ктесифону было уже делом решенным, и обещал тому две дивизии подкрепления. Нур-Эддин уже окопался вокруг Кута, на пятнадцать километров траншей, и в Месопотамии начались дожди.
20 января [1916 г.][189], Эйлмер атаковал снова, но должен был отступить, потому что начался разлив Тигра. Он вновь предпринял атаку два дня спустя, но напрасно: он потерял четверть своих сил, индийские солдаты начали дезертировать; в Куте оставалось продовольствия на четырнадцать дней[190].
Тауншенд приказал обыскать город, нашел зерно, складированное для караванов из Персии. Он собирался предпринять вылазку с тремя тысячами еще годных к бою людей, чтобы соединиться с Эйлмером за турецкими линиями. Но это значило оставить туркам всех раненых…
Город перешел на половинный паек[191]. Цинга присоединилась к бери-бери. Начали забивать лошадей, но индийские солдаты, которые отказывались есть конину, скоро были неспособны сражаться[192]. Разлив Тигра увеличился: гарнизон и жители наводили дамбы. Эйлмер, не получая новостей о подкреплениях, которых ждал из Галлиполи, должен был атаковать без них; напротив, турецкие войска, обещанные фон дер Гольцем, прибыли в Мосул. И если бы турки разрушили большие дамбы в верхнем течении Тигра, вся равнина была бы затоплена, и наступление Эйлмера невозможно.
Но русская армия, которая только что заняла Эрзерум, спустилась к Багдаду через Персию и блокировала Кирманшах[193], последний иранский город. Хотя русские телеграммы были оглашены в Куте, дезертирство в индийских войсках увеличилось.
Слабым местом линий турецкой блокады был редут Держалла перед Эссином, который должен был первым задержать Эйлмера. 25 февраля было условлено, что Тауншенд (интенданты которого за три месяца смогли достать дерева), когда появится английский авангард, сумеет под вражеским огнем навести два временных моста в направлении этого редута.
В тот же день немецкая авиация бомбардировала Кут в первый раз.
29-го русские были в Кирманшахе; но непрекращающийся проливной дождь обездвижил Эйлмера. Турки укрепили редут. В конце недели — Эйлмер все еще не атаковал — к туркам перешли арабские перевозчики: они знали, что Тауншенд готовил временные мосты. Плавающие мины, отнесенные дрейфом, направленные против турецкого транспорта, отзывались на песчаных берегах, взрываясь среди ночной грозы с фантастическим и напрасным шумом… Наконец 8 марта на рассвете яростная канонада началась на гребне Эссина. Туман сгустился на песках, едва разрываемый взрывами снарядов Эйлмера на редуте. Защитники Кута видели, как турецкие резервы прорываются к нему в тумане, взбираясь туда, где шла невидимая битва. После полудня туман улегся. Под скорбным красным солнцем, среди размокших песков, пахнувших морем, турки занимали гребень. Редут не был взят.
184
В отличие от третьей главы, которая полагается на единственный документальный источник, глава четвертая, повествующая о сдаче Кут аль-Амара, основана на множественных и, если не всегда противоречивых, то очень рассогласованных источниках. Очевидно, что эти события были особенно унизительны для британского престижа. Те, кто были замешаны в них, и кому, наконец, приходилось о них писать, были унижены тем, что им пришлось это делать, и их досада влияла на их правдивость. Очевидно, что отвратительные погодные условия легли тяжким грузом на судьбу английской армии. Но нельзя снять с нее ответственность за катастрофу, потому что погода была точно такой же для турок. Эти разночтения и несогласованность создают трудности даже в датировке осады Кута. По всей видимости, допускают, что в какой-то день город практически пал, даже если еще не сдался. Нет ничего невероятного в том, что генерал Тауншенд, во время встречи с Халиль-пашой утром 29 апреля, практически согласился на сдачу. Но переговоры продолжались и после 29 апреля. Возможно, лишь по случайности где-то говорится, что турки были в Куте 3 мая. Возможно, они вступили раньше? Это не исключено, но формально об этом не было объявлено. Поэтому неудивительно, что среди множества разночтений и умолчаний Мальро к концу полностью потерял нить повествования, как мы видим по результату. Это damnatio memoriae (проклятие памяти), намеренное или нет, распространяется на некоторые другие моменты, представляемые, тем не менее, как принципиальная цель переговоров: попытку предложить взятку турецкому генералу, о чем Обри Герберт, один из переговорщиков, совсем не упоминает в собственном рассказе. Источники, которые могли вдохновить Мальро, следующие: Lawrence and the Arabs, стр.85–88; Aubrey Herbert, Mons, Anzac and Kut, London, Hutchinson, 1919, стр.209–270; «Семь столпов мудрости»; William Robertson, Soldiers and Statesmen, 1914–1918, London, Cassel&Co, 1926, том 2, стр.39–40, 56–64; Arnold Wilson, Loyalties, Mesopotamia, 1914–1917, London, OUP, 1930, главы VII и VIII; C. V. Townshend, My Campaign in Mesopotamia, 1920; F. J. Moberly, History of the Great Wat. The Campaign in Mesopotamia, 1914-198, London, H.M.’s Stationery Office, 1923–1927, том 2; T.E.L. in Arabia and After, стр.99-101.
185
186
Подробности см. в начале главы VII Loyalties, стр.90–91. Политическим офицером был сэр Перси Кокс, который сопровождал генерала Никсона в Куте, оставался там некоторое время после отъезда последнего и предложил Тауншенду, что он не вернется. Тауншенд мудро решил, что, если осада начнется, услуги Кокса будут более полезны в другом месте.
187
Этот вопрос с гражданским населением, которое Тауншенд не мог решиться вернуть в осажденный город, спровоцировал долгие дискуссии и в итоге поднял среди властей обширную критику генерала.
190
Этот вопрос с оценкой количества продовольствия, остававшегося в Куте, видимо, порождал тяжелые недоразумения. Сначала оно явно растрачивалось, паек был увеличен, чтобы придать силы солдатам, которые должны были построить тридцать километров укреплений. Турецкие галеты, которые считали непригодными к употреблению в начале осады, в течение нескольких дней даже использовали как горючее. (После капитуляции оголодавшие английские пленные набросились на эти галеты, зеленые от плесени, и умирали сотнями). Телеграммы Тауншенда создавали впечатление, что припасов почти не оставалось, и возлагали ответственность на недостаточное снабжение, которое завершилось кровавыми и, что еще хуже, бесполезными поражениями; другие телеграммы противоречили предыдущим. К примеру, 18 января, Тауншенд телеграфирует, что осталось припасов на 22 дня. 20 января — на 84!
192
По этому поводу шли очень долгие переговоры. Некоторые генералы советовали, чтобы индийцам был дан приказ питаться кониной. Тауншенд противостоял этому достаточно авторитарно. Бедствия осады увеличивались, и индийские офицеры под конец сами ели конину и убеждали солдат делать это. Но было уже поздно, большая часть другого провианта была употреблена или растрачена, и солдаты были уже так слабы, что даже конина не могла улучшить их состояния.
193
Приближение русских вызвало временную надежду. Но скоро стало ясным, что соединение невозможно, даже если через Казвин смог бы осуществляться обмен телеграммами. См. Loyalties, стр.106.