Фахри в Медине был нейтрализован, когда его коммуникации были поставлены под угрозу. Можно было бы нейтрализовать Фалькенхейма[364] и всю вражескую армию тем же путем. У турок мало было грузовиков, дороги их были плохими; всю их армию поддерживали две линии железной дороги, объединенные в одну на ста пятнадцати километрах к северу и к югу от Дамаска. Лоуренс предложил вынуждать их с самого начала к постоянным атакам, чтобы охранять железную дорогу по всей ее длине; две из турецких дивизий тогда покидали палестинский фронт. Потом пришел бы день — будь то такой же поход, как на Акабу, или сосредоточение арабских сил, или генеральное восстание — когда была бы оборвана главная линия, и вражеская армия была бы изолирована в тот самый момент, когда ее атаковал бы Алленби.
Для ведения своей войны он не просил ничего, кроме нового автоматического оружия и динамита; для восстания по всей Сирии — ничего, кроме денег.
Он внушал Алленби любопытство. Генерал знал от своей собственной службы разведки о тех препятствиях, которые пришлось преодолеть Лоуренсу, обо всем, что заставляло его сказать: «Многие армии принимают добровольцев, но не во многих продолжают добровольно служить», обо всем, что вынудило его предпринять рейд на Акабу, имея в распоряжении лишь пятьсот человек. Но Лоуренс все это преодолел, он поднял руалла и ховейтат в Сирхане, думанийе в Аба-эль-Лиссан, все племена, окружающие Акабу. Алленби понимал, что его талант был не столько в том, чтобы видеть правильно то, что другие видели неправильно, сколько в том, чтобы видеть что-то там, где другие не видели ничего, делать огромную путаницу чем-то вразумительным. Только этот человек видел, что он может сделать из арабов больше, чем партизан, и видел даже то, что поддержка регулярных батальонов Мавлюда [пробел] иррегулярных сил английской армии.
Окружение Алленби считало арабское движение подозрительным, потому что его надо было оплачивать. В штабе не доверяли торгашескому патриотизму. Лоуренс говорил, что арабский патриотизм не преображал людей в героев, но делал их способными сражаться, но на свой лад, что не было лишено эффективности. Прошли первоначальные недели апокалипсиса, и он смирился с тем, что арабы хотели сражаться с турками так, чтобы выгода была как можно больше, а опасность — как можно меньше. Возможности рассчитывать на них в решительный момент для него было достаточно.
В какой момент, если не в тот, который назначил бы Алленби? Одна арабская колонна не могла сражаться с одной турецкой дивизией, но могла помешать ей добраться до другой дивизии, которую атаковал бы Алленби, и поддержать ее. Лоуренс располагал значительными войсками, на условии, что их нельзя было объединять; и бесконечным фронтом — от Мекки до Алеппо — на условии, что его нельзя было устанавливать. Поднимаясь к северу, Фейсал терял большую часть кочевников полуострова, которые последовали за ним в Уэдж; но он находил там не только руалла и крупные племена, расселенные по всей длине бесконечного берега, где сирийская пустыня преобладала над Ливаном, но и оседлых жителей. Крестьянские воины Хаурана, веками вовлеченные в бои ради защиты своих полей, не могли находить убежище в пустыне на случай поражения, но они были менее алчными и более надежными солдатами, чем хиджазские всадники на верблюдах; и их можно было мобилизовать, как друзов, десятками тысяч. Фейсал, объяснял Лоуренс, действовал бы не менее эффективно в Сирии, чем в Аравии. В Аравии его действия опирались на шерифов. В Сирии шерифы были малочисленными и не пользовались влиянием; но если Фейсал был в Мекке сыном великого шерифа, в Дамаске он был руководителем «Фетах». Сирийские офицеры турецкой армии, чиновники, интеллектуалы Дамаска, Бейрута и Иерусалима, местные шейхи годами принадлежали к «Фетах» или его филиалам. Снова работа Лоуренса состояла в разведке, а затем в упорядочении того заговора, который он не мог бы сам создать, чтобы этот заговор мог действовать. Сирия была огромным тайным обществом.
Романтическая сторона всего этого могла бы привести Алленби к недоверию; но человек, который говорил ему, что собирается подготовить в Сирии четкую организацию, установить связь не только с друзскими и хауранскими эмирами, но и с губернатором Дамаска, применив свою теорию, дал английской армии лучшую базу в Турции: Акабу.
364
Фалькенхейм в генеральном штабе с 1916 года был заменен на Гинденбурга. Он уехал техническим советником на Средний Восток. См. «Семь столпов мудрости», глава LX.