Выбрать главу

Во время объяснений Лоуренса главнокомандующий не отрывал глаз от карты.

— Хорошо! — сказал он. — Я сделаю для вас все, что смогу.[365]

Меньше чем через год в распоряжении Лоуренса было пятьсот тысяч фунтов золотом.

Глава XIV.

Планы турок отбить Акабу. Переброска в Акабу арабских сил. Инцидент с переговорами Мохаммеда и Ауды с турками [366] . Атака турок от Петры через вади Муса [367] . Гувейра [368] и конфликт Ауды с племенными вождями. Потеря зрения шерифом Аидом.

На рассвете поход возобновился.

С этих пор участки, занятые тамариндами, группировались: начиналась долина Рамм. Это был один из грандиозных геологических сдвигов, где первые народы видели следы секиры богов, одна из тех священных дорог, величие которых хранит память об атаке восставших ангелов. Вдыхая запах тамаринда, Лоуренс погружался в мир космогонии, в крепость своих детских грез, выросшую в масштабе Геракла…[369] Арабы молчали, как в пустыне.

Подрывные работы под мостом на повороте. Вылазка на железную дорогу. [370] Взрыв паровоза и разграбление поезда (включая тифозный вагон и попытки нападения арабов на Лоуренса; сержанты Стокс и Льюис практически не упоминаются). Переход через вади Рамм. [371] Триумфальное прибытие в Акабу Рейд на железную дорогу под Мааном. Дальнейшие подрывные работы на железной дороге. (см. «Семь столпов мудрости», главы LX, LXI–LXVIII).

Часть третья. Ключ к Дамаску

Глава XV.

Совещание с Алленби [372] . Стратегическое положение Дераа. Необходимость взятия Дамаска арабской армией. Решение о восстании одновременно со взятием Иерусалима. Планы передвижения арабских войск. План установить базу в Азраке и взорвать мосты в долине Ярмук. (см. «Семь столпов мудрости», главы LXI–LXX).

Шериф Насер отбыл в Мекку. Лоуренс выбрал шерифа Али[373], харита, который знал Сирию. Когда-то узник Джемаль-паши в Дамаске, этот харит был более молодым и менее варварским Аудой, привыкший к арабскому молодечеству — преодолеть километр, стоя одной ногой в стремени верблюда, скачущего рысью, а потом прыгнуть в седло; способный поднять с земли по одному человеку каждой рукой — но также убедительный оратор; он должен был сыграть в Азраке после похода ту же роль, которую играл Фейсал в Акабе.

Капитан Вуд как технический консультант. Абд-эль-Кадер и его прибытие в Мекку (включая реплику Фейсала о его безумии и честности). Состав войск, предпринявших поход [374] . Трудности с самого начала. Переход между Аба-эль-Лиссан и Мааном. Встреча с Аудой и Заалом. Эпизод с английскими пушками. «Берегись Абд-эль-Кадера». Встреча с бени-сахр [375] . Необходимость изучать диалекты и генеалогию. Два шейха, присоединившиеся к походу. Прибытие в лагерь серахин и ночная беседа (см. «Семь столпов мудрости», главы LXX–LXXIV).

Лоуренс из принципа никогда не вмешивался в проповедь Восстания; но этой ночью у него не было выбора: он заговорил. Не о Восстании; о пустыне. Сначала он должен был возродить старинную ненависть и презрение кочевников к оседлым жителям, упоение добровольно избранной нищетой, ничтожество городов в их мерзостном блеске перед одиночеством, усыпанном звездами и осиянном безмолвием Бога. Что еще составляло закон пустыни, как не вечный отказ от того, что принимается мирскими людьми, ее презрение к тысячеликому демону, которого городская толпа зовет счастьем[376]?

Нет примеров, чтобы на Востоке не прислушались к тому, кто говорит о Боге. Даже одобрительные возгласы замолкли. И чувство, которое, как ощущал Лоуренс, возникало перед ним из тени, окружавшей их тесный круг, было смирением.

Восстание, продолжал он, похоже на пустыню. Что можно в ней завоевать? Ничего. Акаба взята — надо идти на Ярмук. После Ярмука — следующий поход. Восстание требовало страданий пустыни — самых великих, сражений пустыни — самых опасных. Восстание шло от города к городу, не для того, чтобы там обосноваться, но для того, чтобы достичь того огромного города, который звался Аравией, и о котором оно не знало, так же, как кочевник не знает тех мест, куда толкает его пустыня. Но воины Восстания несли его в своих сердцах, как Бога, чей образ оно представляло собой [пробел], и, когда они становились несчастными, это было их преображением.

вернуться

365

В «Семи столпах мудрости» (см. главу LVI) встреча описана значительно менее подробно. Очевидно, Мальро решил, с точки зрения техники повествования, использовать их первую встречу, чтобы удобно было показать политические и военные теории Лоуренса, которые действительно рассеяны по «Семи столпам» и по его переписке.

вернуться

366

20 июля-2 августа 1917 года.

вернуться

367

22 августа 1917 года.

вернуться

368

7-10 сентября 1917 года.

вернуться

369

Все эти образы не упоминаются в «Семи столпах», они принадлежат Мальро.

вернуться

370

19 сентября 1917 года.

вернуться

371

20 сентября 1917 года.

вернуться

372

11 октября 1917 года.

вернуться

373

Али, как известно, — одно из самых распространенных [мусульманских имен]. Не было никаких семейных связей между шерифом и эмиром Али, братом Фейсала, если не их общее происхождение от Пророка. (Примечание автора).

вернуться

374

23 октября 1917 года.

вернуться

375

1 ноября 1917 года.

вернуться

376

Варианты автора: Он содержался в трех словах: иди все дальше. / Быть кочевником — значит знать в тот момент, когда падаешь, потому что нервы и тело уже вынесли все, что можно вынести: ты падаешь лишь для того, чтобы однажды снова отправиться в путь. Оседлые люди живут ради своего счастья или своего удовольствия, а значит, ради своих чувств и своими чувствами; и все, что связано с чувствами, привязано к мгновению. Тот, кто шествует лишь в свое будущее, шествует в вечность, и лишение — высший акт человека. Свободный человек — тот, кто умеет не только ничем не владеть, но и ни на что не надеяться. Надежда — главная ловушка демона, который прилепляет человека к его будущему счастью. Будущее, к которому шествует кочевник — не счастье, а схватка: если пустыня священна, то потому, что это место, где надежда мертва. / Что значит жить? Бороться против судьбы, всемогущества, которое неумолимо катит мир к неизвестным целям, и всякую жизнь — к смерти. Жизнь имеет смысл лишь за пределами всякой надежды, в те пламенные моменты, когда человек противостоит всемогуществу [не с надеждой], но [зачеркнуто] в безнадежной трезвости. Почему они так долго любили войну, они, потомки стольких завоевателей, если не потому, что человек достигает Бога лишь тогда, когда бросает собственную жизнь на божественные весы, не зная иного воплощения, чем в собственной крови? Рай, который Пророк дарует воинам, погибающим в бою — не обещание: каждый носит в себе свою божественность. / То, чему учил [наследственный дар предвидения//молчаливое предвидение] пустыни — что Бог не во всемогуществе, но в борьбе против него. В вечном отказе от мира, в [яростном призыве к страданию, в страсти к разрушению самого себя]. Для того, кто способен [зачеркнуто] идти всегда все дальше, крикнуть еще раз «Еще!» в глубине адского круга боли [заменено: страдания]. Бог — это то, что создает человек по ту сторону судьбы.