Но этот локальный конфликт ни в коей мере не отражал отношений между Англией и Францией. Если армия Египта была против Франции, Лондон не был. Война и тайная дипломатия привели Англию к принятию противоречивых соглашений. Соглашений, которые она собиралась выполнять, изменяя их, по соглашению со своими партнерами. Если Клемансо был намерен совещаться с Ллойд-Джорджем, то Ллойд-Джордж был намерен сотрудничать с Францией, никоим образом не разделяя настроений египетской армии.
Лоуренс это знал. Он знал также и то, что многие английские политики благоволят к арабскому движению, одни из сочувствия, другие — из национальных интересов. От столкновений в Сирии, которые не были для него неприятны, он не ждал ничего. Именно конференция определила бы судьбу арабского государства. Именно в Лондоне, а потом в Париже, эмир должен был защищать Сирию; если он сам был для Франции лишь военачальником, то его отец был королем Хиджаза; Лоуренсу удалось сделать так, чтобы Фейсал был приглашен английским правительством[452], а потом он предложил пропустить его на конференцию как представителя Хиджаза.[453]
В тот момент, когда Фейсал высадился, его популярность среди мусульман Сирии, Палестины и Ливана была всеобщей. Почти все вожди тайных обществ были мусульманами; число назначенных улемов[454] собирались утроить; обесценившийся турецкий фунт был заменен египетским фунтом, акции, припрятанные во время войны, вновь появились, их тотчас же расхватала оккупационная армия — сто тысяч покупателей. Война обогатила кочевников, отделенных от городов с давних лет: они заполонили базары. Удаление турок и их агентов из органов управления и из армии вызвало всеобщий карьерный рост. Наконец, Фейсал уехал для того, чтобы защищать сирийское единство, которого мусульманский Левант ждал с таким же нетерпением, что и независимости.
Его путешествие было символичным. Эмира принял в Бейруте[455] генерал, который командовал английскими войсками; французский генерал собирался пригласить его, но гражданские власти, которым король Хуссейн не объявил о приезде эмира, воздержались в отсутствие верховного комиссара от каких-либо шагов. Мусульмане приветствовали Фейсала, христиане закрывали двери перед ним. В Марселе инструкции, данные вышестоящим офицерам, которым было поручено принять эмира, приказывали относиться к нему как «к личности высокого ранга, командующему армией, но не признавать в нем никакой дипломатической особы». К Лоуренсу, который его ожидал, следовало относиться как к другу, если он появится в английской форме; и игнорировать, если он наденет арабский костюм. Он надел арабский костюм — что тоже было символично.[456] Он уехал, чтобы ждать Фейсала в Дувре.[457] В Париже эмира принял президент Республики[458]; но арабский вопрос не поднимался. Франция еще больше, чем король Хуссейн, хотела убрать его; французская миссия Хиджаза сообщала о путешествии его сына в таком духе, что король вполне мог бы лишить его полномочий…[459]
Фейсал, по прибытии в Лондон 10 декабря, был принят королем; Лоуренс был его переводчиком. Он был в арабской одежде.
— Считает ли приличным полковник Лоуренс, — сказал один из высоких чиновников, который собирался проводить эмира к королю, — что подданный Короны, офицер британской армии предстает перед своим сувереном в иностранной военной форме?
— Когда судьба заставляет человека служить двум господам, приличнее будет доставить неудовольствие тому, кто могущественнее.[460]
Встреча не принесла Фейсалу ничего, кроме уверенности в симпатии короля. Встречи с политическими лицами Англии, которые устроил Лоуренс, если и дали ему уверенность в их поддержке, тревожили его… Он не переставал надеяться на то, что соглашение Сайкса-Пико не было в точности таким, какое опубликовали турки вслед за большевиками; и на то, что конференция сочтет его недействительным. Когда он прибыл в Лондон[461], то говорил лишь о его параграфах. В целом он ощущал, что почти не знает английского и французского[462], и, главным образом, не разбирается в европейской дипломатической игре. Этот город, самый крупный в том мире, где он оказался впервые, этот Запад, открытый ему после четырех лет сражений и одиночества, все же не так беспокоил его, как его собеседники, которые не уставали провозглашать свободу мира, и каждый из которых добивался от него отказа от какой-нибудь из арабских территорий. Он прибыл во Францию, имея за плечами декларацию от 7 ноября, и узнал, что Франция хочет занять Ливан и контролировать Сирию; он прибыл в Англию, имея за плечами тайный союз и два публичных совещания, и узнал, что Англия претендует на Месопотамию и на Палестину. Достаточно проницательный, чтобы понять, что вильсонизм — не обман, но лишь одна из действующих сил, он напрасно искал возможности его использовать. Прежде всего он хотел спасти Дамаск и не мог на это надеяться без помощи Англии; но как он мог противостоять английским аппетитам, относящимся к Палестине? Все англичане, с кем он был единственно связан в Европе, — Лоуренс первый, — советовали ему уступить; но если бы он уступил, отец сразу же лишил бы его полномочий. В телеграммах, получаемых из Мекки, Хуссейн отвечал ему приказом добиться безоговорочного исполнения полученных обещаний. Эмиру было известно, насколько эти обещания были вытянуты его отцом, не только по поводу восстания в Хиджазе, но и по поводу привлечения арабского движения на сторону союзников: он сам опасался алчности союзных держав еще больше, чем турецкого владычества, с того дня, когда эти соглашения были приняты. Но как он мог появиться на конференции после формального лишения полномочий?
452
По просьбе Лоуренса Министерство иностранных дел Великобритании просило короля Хуссейна направить своего сына Фейсала в Париж, чтобы представлять его на мирной конференции. Требование не было передано немедленно из-за опасения перед реакцией короля, но, когда оно было наконец направлено, тот дал свое согласие 18 ноября 1918 года.
454
456
По этому эпизоду см. T. E. Lawrence, la France et les Français, стр.102–103 и 162–163. Там же, в издании Atelier de Lilles, в приложении 14, стр.406–408, можно прочесть удивительный и огорчительный текст, представляющий собой рапорт миссии г-на Бертрана, полномочного министра, по поводу путешествия эмира Фейсала в Марсель и Лион, датированный 1 декабря 1918 года (Archives des Affaires etrangeres, Levant, Arabie, E310-311, том 2, стр.131–134..
457
Мальро ошибается. Лоуренс пересек Ла-Манш, чтобы ждать Фейсала в Булони, 9 декабря 1918 года. См. описание этого события, которое, почти с ненавистью, привел генерал Бремон в La Hedjaz dans la guerre mondiale, стр.318–319.
458
Также 9 декабря 1918 года. Задержки были максимально сокращены с целью избавиться от Фейсала как можно быстрее.
459
Заметим, что Хуссейн дал свое согласие против воли, всегда ревнуя к растущему влиянию Фейсала.
462
Точки зрения так расходятся, что по этому пункту можно собрать мало информации. Фейсал, по крайней мере, определенно обладал поверхностным знанием английского и французского языков.