Если бы он безоговорочно согласился вступить в игру Англии — он был связан лишь с ней и доверял только ей — ему казалось, что помощь, которой он ожидал, с каждым днем оказывалась бы все более ненадежной.
В глазах тех, кто, всецело поглощенные русской революцией, реконструировали Европу под отголоски падения трех империй, Сирия, еще не родившись, уже принадлежала прошлому: когда в январе конференция открылась в Париже[463], лорд Бальфур забыл представить на ней делегата от Хиджаза.
Лоуренс убедил трех высоких лиц, в том числе лорда Сесила, возразить. Драммонд, который сначала колебался, пригласил его на ужин с Бальфуром. Тем же вечером его друг Филипп Керр обратился к Ллойд-Джорджу.[464]
Фейсал нашел французов очень скрытными и спрашивал, ошеломленный забывчивостью Бальфура, не бросила ли его Англия; Лоуренс обнаружил его, вернувшись с ужина, грустно бродившим вокруг гостиницы, в 2 часа утра, в парадном арабском наряде, среди ледяного тумана улицы Риволи…
На следующий день[465] Бальфур представил кандидатуру Хиджаза. Пишон выразил протест. Клемансо принял делегата. Хиджаз, возражал Пишон — это лишь зародыш нации; сама Англия отказалась признать за Хуссейном титул короля арабских стран. Бальфур и Ллойд-Джордж отвечали, что Англия и Франция, по крайней мере, признали независимость Хиджаза. Два делегата были приняты.[466]
Фейсал стал оптимистичнее; Лоуренс — куда меньше.
Живописность конференции сначала его забавляла, и он начал дневник с заметки о прибытии шестидесяти печатных машинок для английской делегации, врач в которой оказался акушером. «Все удивляются, как он догадался, что конференция будет длиться, по меньшей мере, девять месяцев!»[467]
Его улыбка быстро стала кривой. Арабская свобода была здесь более чуждой, чем в штабе Каира; чтобы о ней здесь — хотя бы мимоходом — выслушали, она должна была так хорошо переодеться, что очень напоминала бы рабство. Он предвидел это заранее; но каждый человек предвидит заранее, что ему придется умереть, и все равно смерть застигает его врасплох.
Это чувство, банальное и нестерпимое, он ощущал с тем большей силой, что его порождала не одна конференция, с самого возвращения он испытывал его перед своей цивилизацией в целом. Он чувствовал себя столь же отдаленным от вновь обретенной Англии, как и от Ислама, когда он встретился с ним в первый раз, столь же отдаленным, как был бы отдален от Фив или Вавилона.
Он встретился с Ллойд-Джорджем. Эта встреча не могла заставить что-то сделать, но ее целью было убедить; в Аравии он тоже часто так делал. Равнодушному к политическим партиям, чуткому к характерам, ему понравился характер премьера; Ллойд-Джордж был удивлен даром изложения, которым обладал Лоуренс, поразительным в той смутной области, которую только он мог сделать понятной.[468] Но победители собирались создать новый мир за счет побежденных, а не за свой счет. Английская колонизация в Индии, как и французская — в Северной Африке, мало сочетались с рождением крупного и явно независимого мусульманского государства. Англия не собиралась быть менее верной соглашениям, заключенным с евреями, чем тем, которые заключила с арабами, и чем больше утверждалось желание Франции обосноваться в Ливане и контролировать Сирию, таким образом приближаясь к Суэцу, тем больше Англия собиралась укрепиться в Палестине. Проект орошения Месопотамии рассматривался в целом: правительство Индии надеялось принести в долины Тигра и Евфрата культуру хлопководства, преобразовать эту пустыню во второй Египет — который оно не собиралось передавать Абдулле. Висячие сады Вавилона начали очаровывать лорда Керзона, и снова заговорили о мосульской нефти.
464
См. The Letters of T. E. Lawrence, стр.230 и 273. Прекрасный пример маневренных способностей Лоуренса. В французском языке восьмидесятых годов термин, который лучше всего определял такое действие, был «magoille» (ловкач, комбинатор), если уточнить, что это «ловкачество» было продиктовано благими намерениями и даже хорошей войной.
466
См. T. E. Lawrence, la France et les Français, стр.166–167, The Letters of T. E. Lawrence, стр.230–231, 273–274.
468
См. T.E.L.in Arabia abd After, стр.388. Закономерно, что своего рода дружба возникла между Ллойд-Джорджем и Лоуренсом.