Переругиваясь, мужики осмотрели полученные раны, задумались.
— Можа, то проклятие? — Все пятеро всматривались в наступившую темноту. Версию выдал самый младший. — Грили жеж, шо в замке чернокнижник живёт. Вона он и проклял рухлядь.
Все, как один, перевели взгляд на телеги.
— Глупости. — Явно не веря своим же словам, заявил староста. Голос его дрожал, но он старался держать уверенный вид. — Чего енто проклятье тока щас проснулося.
— Так ночь жеж ужо. — Тут же уверенно парировал второй сын. — Как раз.
Все вновь притихли, осмысливая информацию. Тот, что перевязывал себя тряпкой из телеги, резко сбросил её на землю, и отскочил к костру. Вот тут-то я его и поймал.
Бросив обломок одной из палочек, которыми я до этого удерживал острые, парню между ног, заставил его споткнуться. Тот удачно полетел вперёд, попав прямо на узор.
Да я просто снайпер! С четвёртой попытки, зато в десяточку!
— А-а-а!
Нет, это завопил не тот, которого стремительно высасывала печать. Это один из лабухов увидел, как печать подействовала на того, кто в неё попался!
Все мужики замерли в испуге. Вот просто стояли и наблюдали, как умирает один из них. Даже не попытались выдернуть из узора погибающего.
А потом активировалась печать Ярости Берсеркера, и им стало не до зрелищ.
Первым получил в челюсть сам Решето. Получил от своего старшего, у которого точно накопилось множество претензий к своему бате. Удар был таким сильным, что староста на ногах не устоял, а, споткнувшись об бревно, улетел в траву.
Этот удар стал командой всем остальным. Драться начали сразу все со всеми. Сначала использовали кулаки, но потом оказалось, что у каждого есть нож, и драма начала приобретать кровавый оттенок. Куча порезов, одному точно сломали челюсть, но пока что никто из бойцов вверх взять не мог.
Ну же! Печать выдыхается, в ней же крови почти нет, мана не держится. Мне нужна ещё одна смерть!
— Убью щенка! — Это в свалку влетел глава семьи. — Ах ты, сволота! На кого свою пасть раззявил!
Странно, но староста свой нож как раз спрятал, раздавая в драке привычные тумаки ладонью и удары кулаком. Возможно, он бы так их всех и утихомирил, сила печати уже почти иссякла, но тут старший сын, изловчившись, попытался воткнуть свой нож в отца. У него получилось. Пусть рана вышла не смертельной, но староста стоял одной ногой во второй печати!
Новый приток маны смерти заставил и её полыхнуть чёрным блестящим светом.
— А-а-а! — Ответ старшему прилетел не от раненого родителя, а от родных братьев. Видимо, много он насолил своим родным, раз получил удар поленом по голове. Старший очень удачно свалился, прямо на вторую, только что активированную, печать.
Вторая печать, высосав и эту жертву, ещё поддала жару к всеобщей злости!
Два брата сцепились друг с другом. Один воткнул в другого нож, но попал чуть ниже правого плеча, не убив сразу. Второй вцепился зубами ему в лицо. Оба покатились по земле, вызвав у меня новые ругательства.
Вот что им было свалиться чуть левее, а? А так, они стёрли активированную печать, и она стала стремительно терять накопленную ману смерти. Первая уже давно потухла, её точно разрушили ногами.
Новый рёв заставил меня отскочить, когда я приноравливался, как спасти разрушающуюся конструкцию. Раненый староста выскочил на свет костра, увидел катающихся по земле сыновей и прыгнул на них. С ходу воткнув одному нож в спину, он не успокоился, вынув и нанеся ещё несколько ударов. Потом воткнул нож в горло второму.
На минуту наступила тишина. Разрушенные печати эти смерти не впитали. Староста тяжело поднялся, огляделся вокруг. Наведённая ярость из его глаз полностью пропала.
— Вот сука. — Выдохнул Решето, после чего сплюнул. — Ненавижу чернокнижников.
Старший лабух, покачиваясь, обошёл всех сыновей, каждого переворачивая на спину и обследуя. Потом неспешно начал их обирать. Вытащил все монеты, негромко выругавшись, когда у старшего их оказалось больше, чем он думал. Стащил все тела в одно место, выложив их в ряд. Сел на землю рядом, задумался.
Я тоже сейчас думал, как прикончить последнего врага так, чтобы не подставиться самому. Крови вокруг было достаточно, она ещё не растеряла ману смерти. Правда, у меня не осталось держателей и «кисточек», а показываться, отменяя невидимость, нельзя.
Решето просидел возле сыновей минут десять, о чём-то размышляя. Потом подхватил все кошельки, взял свой нож, подошёл к Кайе. Девочка смотрела на него угрюмо, но даже не встала с колен.