— В этом мире все взаимосвязано… — начала было она.
— Да, — оборвала ее. — Я это уже уяснила. Давайте ближе к сути. Каким образом моя погибшая мать может помочь Лари?
— Очень просто. Отдав свой амулет, — Калия подошла к одному из гробов, который был выполнен из какого-то светлого материала. Это было не дерево и не камень. Не мягкое и не твердое. Не обжигающе холодное, но и не приятно согревающее тепло. Что-то эфемерное, при этом достаточно непроницаемое.
— Каким образом покойник отдаст мне амулет? Или вы предлагаете потревожить покой Хранителя?
Для всего магического мира существовали непреложные правила: то, что умерло, должно обрести вечный покой. Расплата за беспокойство умершей души может быть весьма дорогой. И неважно кого пришлось потревожить: родственника, друга, любимого или врага. Никто не знал, что душа может попросить в обмен на информацию или дар.
— Она давно ждет, когда ты к ней придешь. В любом правиле существуют свои исключения, — глаза Калии горели каким-то внутренним светом. Сложно было не довериться ему. — Закрой глаза, Надин, — прошептала она.
И я повиновалась. Боясь и ожидая того, что мне предстояло.
Глава 37
Сознание не сразу отделилось от внешней оболочки. Какое-то время я будто падала в густой туман. Не было ни страха, ни печали, ни радости от того, что в скором времени повстречаю ту, что подарила мне жизнь. Я не знала маму. Сложно было чувствовать горечь потери, когда по сути для меня это была совершенно незнакомая ведьма.
Ощущения нахлынули разом. Причем сперва я даже не поняла, что принадлежат они вовсе не мне. Боль. Не физическая. Душа погибшего Хранителя страдала из-за одного-единственного дела, незавершенного в мире живых. Чувство невосполнимой потери закручивалось тугим узлом где-то в районе сердца. Эта женщина даже спустя столько лет не могла обрести заслуженный покой. Она совершила невообразимое для мира магов и теперь по праву должна была покоиться с миром. Но…
— Моя малышка, — услышала я жалостливый шепот. Ведьма, казалось, вот-вот заплачет. — Моя прекрасная сильная девочка, — теперь голос доносился с другой стороны.
Сложно было оставаться равнодушной к невообразимой печали, которую испытывала моя… мама. А потом я увидела ее. Это было мое отражение. Я словно смотрела на себя в зеркало. Те же черные густые волосы, волнистыми струями падающие на спину. Те же серые умные, проницательные глаза, которые таили в себе одновременно тайну мироздания и абсолютную открытость этому миру и каждому живому существу. Та же горделивая осанка, говорящая каждому: в этой женщине скрыт стальной стержень и побороть ее или склонить к чему-то будет непросто.
— Ты так прекрасна, моя Надин, — призрак протянул руку.
Моей щеки коснулась легкая прохлада. Это было похоже на дуновение слабого ветерка в летний зной. Хотелось подставить ему лицо, чтобы он ласкал кожу, давая возможность отдохнуть от жаркого солнышка. В горле образовался комок, который мешал сделать вдох. Как продлить мгновение? Как вернуться туда, где руки мамы живые и теплые? Как вернуться во время, когда весь твой крошечный мир сосредоточен на одном-единственном существе, которое своей улыбкой озаряет все вокруг?
Ответ был безжалостен. Это невозможно. Мертвые не возвращаются к живым. Нам только остается греть в душе воспоминания о них. Набираться их силы и мудрости в сложные, темные для нас времена. Помнить и никогда не забывать, что когда-то мы черпали от них знания. Все, что сейчас существует в каждом из нас, было подарено ими — ушедшими от нас.
— Мама… — я не могла сдержать горького всхлипа. Отчаянно, безумно, неудержимо мне хотелось прижаться к ней. Почувствовать, как мамочка гладит меня по волосам. Как говорит, что все будет хорошо, что я справлюсь со всем, что бы мне ни предстояло в будущем.
— Не нужно слез, моя хорошая, — теперь ее душа оказалась на расстоянии вытянутой руки. — Я так горжусь тобой, Надин, — ее светлая улыбка подарила что-то дорогое моему сердцу. Такое не забыть и не схоронить под толстым слоем других проблем. — Прости меня, девочка.
— Мама, не надо, — я попыталась остановить ее признания. Зачем? Кому они теперь были нужны? Я всегда ценила поступки выше любых слов. Я чувствовала ее искренность. Она, словно яркий факел, горела в ее сердце, с головой выдавая все мысли.
— Нет, доченька. Надо, — она взяла мои руки в свои. Поток ее силы хлынул в меня легкой прибрежной волной. — Я бросила тебя. Сделала выбор в пользу мира, а не того, что действительно важно. Ты росла, думая, что не нужна своим родителям. Но это не так. Мы с папой любим тебя, малышка. Прости нас. Прости, Надин, что трудности ты встречала самостоятельно. Прости, что не к кому было прижаться в темные времена.