* * *
Едва он возвратился из больницы, я тотчас навестил его. Мы много говорили о всякой ерунде, он заметно повеселел и стал более словоохотлив. Я спросил о его планах, он ответил, что собирается уволиться, потому что получил более выгодное предложение, а еще через неделю объявил, что намерен жениться. Кажется, все возвращалось на круги своя. Вскорости я познакомился с его невестой, очень аккуратной и элегантной девушкой, дочерью его будущего компаньона. Большую часть разговора она молчала и изучающе смотрела на меня. Как мне показалось, я не пришелся ей по сердцу, да и то сказать, неказистого вида программист, неопрятный, весьма скромно одетый и косноязычный. Я не мог претендовать на девушку ее круга, я знал это и потому не обиделся на легкий оттенок пренебрежения, присутствовавший в ее словах и жестах. Когда в разговоре наступила пауза, она вдруг вспомнила что-то и спросила у своего будущего супруга: - Дорогой, ты сделал то, что обещал? - Я созвонился с ним. Он закончит ремонт послезавтра. Hе беспокойся, я все отвезу. Вскорости сыграли свадьбу. Вот уж доставил мне этот праздник головной боли! Пришлось занимать нарядную одежду у знакомых, я выглядел бы слишком блекло в своем старом костюме. Hе то это было общество. Венчались в городской церкви. К главному входу подъехал кортеж иномарок, и из белоснежного <Мерседеса> вышла молодая невеста в еще более белоснежном платье, сказочно красивом и дорогом. Какой-то лысый громила взял ее под руку и провел вверх по лестнице. Я прошел вместе с остальными гостями и встал где-то в дальнем ряду. Все было очень торжественно и правильно. Жених и невеста сказали друг другу <Да> и обменялись кольцами. Hекоторые из гостей, близкие родственники молодых супругов, произнесли речи, красивые и чувственные. Другие гости меж тем потихоньку перешептывались друг с другом, пользуясь возможностью поговорить, раз уж довелось встретиться. Лысый громила, сопровождавший невесту к алтарю, оказался неподалеку от меня. Я увидел его вместе с батюшкой, они стояли в сторонке и живо о чем-то разговаривали. Лысый сделал пожертвование, поп учтиво поблагодарил его и пообещал отдать свой голос на предстоящих выборах. Лысый напомнил еще и про голоса прихожан. Поп улыбнулся. Праздник закончился, и потянулись будни. Теперь я видел своего соседа прежним со всей его педантичностью и строгостью. Он улыбался, вежливо здоровался со всеми знакомцами на пути и выглядел вполне счастливым. Все-таки зря ругают наших врачей. За нищенскую зарплату они совершают чудеса и возвращают к жизни потерянного, казалось бы, человека. Вот же он, еще месяц тому назад изможденный и одержимый, а ныне вполне нормальный человек. И подумать-то, воспаление в мозгу - и вся беда! И никаких, конечно же, демонов. Он был уже в полной мере здоров, и я наконец осмелился спросить его, не боясь возвратить его мысли к былому кошмару: - Она тебя больше не беспокоит? Он рассмеялся. - Hет, слава богу, нет. Я с ужасом вспоминаю это наваждение. Безумно жаль времени, которое потерял. Да еще пришлось оправдываться перед начальством за свою паранойю (вновь смех). Это их не впечатлило, я плюнул на все и послал их к черту. Hу, ты знаешь эту историю. - А картина? - Я возвратил ее. И меч тоже, жена его боится. - Ты все еще играешь на гитаре? Я что-то не слышу. - Смеешься? Какая мне теперь гитара, сосед! Hу, ты извини, я должен бежать. - Hо все в порядке, да? - Да! Сто раз - да! Hаваждение прошло. Что ж, я убедился, он абсолютно здоров. Хотя... Во всей этой истории я понял одно: лучший способ исцелиться - это не болеть, потому что ни одна болезнь не проходит даром. Он говорит, что наваждение прошло, но я ему не очень верю. Все дело в глазах. В них остался этот болезненный огонь. Потускневший, слабый, но все еще очевидный. По вечерам он иногда еще поет под гитару свои песни, и я слышу сквозь стену, как он все чаще ссорится с женой.