Выбрать главу

Будет справедливым заметить, что любая Триада Власти в условиях кризиса начинает апеллировать к более глубоким пластам коллективного сознания управляемых, пытаясь достучаться до тех уровней, где содержится любовь к Родине. Она идет на идеологическую диверсию против самой себя, идет ва-банк, чтобы выжить, и начинает использовать знаки, взывающие к патриотизму, которые заложены предыдущей Триадой Власти. Как любил повторять один политический деятель: «Архиреакционно, но если посмотреть диалектически, то совершенно революционно!» В истории нашей Родины можно подобрать несколько примеров заимствования чуждых символов патриотизма.

Чего стоит известный клич генералиссимуса Суворова — «Вперед, чудо-богатыри!» Тысячекратно поротые шомполами крепостные, одетые в военную форму, какое отношение они имеют к воинам славянских дружин? Кто в славянской общине мог прилюдно, по-фельдфебельски ткнуть кулаком в лицо взрослому мужику, да еще с оружием в руках? И как соотносится защита Родины от налетов степняков с переходом через Альпы, которым прославился Суворов?

Логика и здравый смысл вопиют, однако лозунг действовал. Наверное, потому, что перед лицом смерти очень нужно почувствовать себя сильным, «чудо-богатырем». И на время забыть про шомпола и зуботычины.

Заметки на полях

Исторический анекдот, прекрасно иллюстрирующий стиль и методы воспитательной работы генералиссимуса Суворова.

Любил Александр Васильевич Суворов солдатскую смекалку и всячески ее у своих чудо-богатырей развивал.

Идет, бывало, вдоль строя — шасть к первому попавшемуся и вопрос ему каверзный задает:

— А скажи-ка, братец, какова дистанция до Луны?

— Не могу знать, ваше сиятельство!

— Ах не знаешь? Ступай-ка, братец, «под ружье»!

На другой день идет вдоль строя и опять к тому же солдату с тем же вопросом:

— Какова дистанция до Луны?

— Не могу знать, ваше сиятельство!

Опять его генералиссимус «под ружье» поставил.

На третий день идет, глазами того солдата ищет, а тот стоит, улыбается.

— Ну, какова дистанция до Луны?

— Два суворовских перехода, ваше сиятельство! — рявкнул солдат и еще шире улыбнулся.

А Суворов его похвалил и дальше с обходом пошел.

Маленькая справка для того, чтобы лучше уяснить Суворовский психотренинг. Поставить «под ружье» — изощренный способ наказания, не связанный с прямыми побоями. Не сотня шомполов, но не каждый выдержит. Три часа на солнцепеке, в полной выкладке, «по стойке смирно», на вытяжку с двадцатикилограммовым ружьем с примкнутым штыком «на караул». И чтобы даже штык не дрогнул! За этим особо следил приставленный фельдфебель. Три часа выдерживали только чудо-богатыри. Кто послабее, падали от солнечного удара и перенапряжения. Их обливали водой и заставляли достаивать до конца.

А теперь представьте, что, когда по щекам течет пот, кивер стальным обручем давит на виски, ремни режут плечи, а правая рука отваливается от тяжести ружья, надо решать задачку по астрономии. Необразованному крепостному крестьянину. Который, правда, нутром чувствует, что особо научного ответа от него не ждут. А что ждут? Парадоксальной реакции на угрозу со стороны властителя. И инстинктивной готовности «соответствовать», подстроиться под антиразумность власти.

Классический прием «сшибки» высшей нервной деятельности. Сначала огорошить, потом довести до отупения, потом поощрить за антиразумный ответ. Вот и вся «наука побеждать».

И чтобы совсем уж стало кроваво-солоно от суворовских методик зомбирования, приведем реальный исторический факт.

В Михайловском замке убивали императора Павла. Внутренний караул Преображенского лейб-батальона был готов броситься на помощь. Но стоило поручику Мирину рявкнуть: «Смирно!», как натренированные гренадеры замерли во фрунт. И простояли, не шелохнувшись, истуканами, решающими астрономические задачки, все время, пока офицеры душили и забивали насмерть их императора.

Как видите, сделка с Демоном Власти ничего хорошего не приносит. Антиразумность дает массу преимуществ властителю, но ведет к летальному исходу.

А какими только способами не насаждался пролетарский патриотизм после Октябрьской революции! Теми же, что использовала идеократия при христианизации славян. Символы предыдущей эпохи ликвидировали вместе с символизируемым: имперского орла вместе с семьей Романовых, христианский крест вместе с церквями и духовенством, Святого Георгия Победоносца вместе с Белой гвардией. Классами, прослойками, семьями и поодиночке. К стенке, в овраг или в прорубь. Пока от «самодержавия, православия и народности» не остался только выпаренный в кровавой бане народ, как объект управления для новой Триады Власти.

Но стоило агрессору поставить под сомнение существование «государства победившего пролетариата», как было принято мудрое решение «возродить» старые символы — офицерские погоны, молебны в церквах, ордена и награды имени императорских полководцев и славянских князей.

Возможно, руководство страны чутко уловило, что «пролетарского патриотизма», привитого за слишком короткий срок, явно недостаточно. Война с гитлеровской агрессией была объявлена Отечественной. Второй по счету в истории. В первую Отечественную войну русская армия воевала с Наполеоном. Несколько иное государство с несколько иным и в совершенно иную эпоху, но для идеократов обходить логику и здравый смысл не составляет труда. Их дело — лозунги, суггестия.

Трудно судить, какова роль идеократии в победе в Великой Отечественной войне. Слабо верится, что все без исключения бои шли под лозунгом «За Родину, за Сталина». Но то, что агрессия пробудила глубинные пласты коллективного сознания, которые требуют защищать Родину, как собственную жизнь, — несомненно. Не будем спорить, за что можно было любить сталинский режим, но любить Родину нас учить не надо. Любви не учат. Это природный дар. Или он есть, или его нет.

Коль скоро коснулись «военного аспекта» русского патриотизма, то отметим, что хуже всего России удаются интервенции. Внешняя военная агрессия всегда являлась инициативой Триады Власти. Для ее оправдания приходится апеллировать к «государственным интересам», расовой или любой иной ненависти, к духу стяжательства и к самым низменным человеческим чувствам. Облагораживая их бравурными маршами и феерическими патриотическими шоу. Есть этносы с повышенной властностью и агрессивностью, им отлично удаются захватнические и колониальные войны. Русские к ним не относятся.

Россия в двадцатом веке имела два опыта классической интервенции: русско-японскую войну и Варшавскую кампанию Тухачевского. В обоих случаях агрессия закончилась полной катастрофой.

Войну с Японией затеяло царское правительство из идеологических соображений. Требовалась «маленькая победоносная война» для укрепления пошатнувшегося авторитета Триады Власти. Войну с Польшей начала большевистская Триада Власти также абсолютно из идеологических соображений. Леворадикальной верхушке большевиков не давала покоя идея «мировой революции» и вскружила голову победа в Гражданской войне. Безусловно, свою роль сыграли чисто военные ошибки и низкий уровень командования. Но главное, чего не учли генералы и комиссары — русский человек, пусть и в солдатской форме, по природе своей — защитник, а не агрессор.

Это пространное отступление сделано лишь за тем, чтобы хоть немного развеять идеологический туман в сознании, вызванный ударными дозами «любовного зелья», которым пичкает нас Триада Власти.

Мы переходим к главной теме — судьбе России. Как бы это ни было трудно, постараемся сохранить объективность и беспристрастность.

* * *

Сколько бы не воспевали «особую стать» России, которую «умом не понять», сколько бы не насмехались над вековечной «отсталостью» России, но следует признать очевидный факт — Россия исторически сложилась и развивалась как уникальный тип человейника. Мы не будем встревать в спор «почвенников-патриотов» с «европейски просвещенными либералами». Как-нибудь, без нас разберутся, кто кого патриотичнее и кто больше любит родину. Будем строго придерживаться применяемого нами подхода — взгляду на историю как на эволюцию систем управления человейником. С точки зрения научной корректности это более правильный подход, чем идеологические «драки подушками», и, как вы, наверное, уже заметили, позволяет по-новому взглянуть на известные факты, дав им новую, достаточно неожиданную интерпретацию.