Все ежились, шептались, переминались.
Сэм поняла, что оказалась в центре внимания, и встревожилась.
— Папа.
Майк обнял дочку за плечи и наклонился поцеловать ее. Рэй положил руку на ладонь Майка.
— Папа сейчас ненадолго выйдет, дорогая, — сказал он. — Потому что мы хотим поговорить немного с глазу на глаз. Ты и я.
Майк поднял голову, но не выпустил Сэм.
— Нет, — сказал он. — Конечно, я останусь. — Он сказал это не Рэю, а Сэм. — Конечно.
— Майк, полагаю, тебе лучше не присутствовать. Майк.
Мягкое повторение имени укротило его. Он видел: никто, кроме Рэя, на него не смотрит.
— Что, есть причина? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал так же тихо и твердо, как у Рэя, но куда подевалась вся его сила, куда.
— Да, причина есть, — ответил Рэй. — Мы говорили об этом.
Майк убрал руки от Сэм.
— Майк, я хочу поработать с тобой над этим, — сказал Рэй. — С твоей души можно снять все, абсолютно все. И я хочу помочь тебе, чтобы ты попросил об этом. Но сейчас ребенок важнее.
Сэм начал бить озноб, в холле было холодно. Майк хотел было снять с себя жилетку, чтобы укутать ее, но не смог.
— Пусть остается, — сказала Сэм. — Я не против.
— Майк, — сказал Рэй.
Все ждали, Майк не смотрел ни на кого; ему хотелось сказать: «Солнышко, я буду здесь, за дверью», — но он не смел сделать и этого; если он причинил ей когда-то столь ужасный вред, значит не имел права на эти слова, — они прозвучали бы как угроза или предостережение; даже ему самому так показалось, когда он проговорил фразу мысленно. Он не мог прикоснуться к Сэм. Не мог сказать, что любит ее.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Рэй тебя любит. Послушай его.
Он пятился от протянутой дочкиной руки, не в силах освободиться от Рэя, который двинулся к нему с неожиданным проворством и, заключив в свои большие объятья, хохотнул добродушно, мол, какие пустяки, но Майк-то знал, что это не так; потом Рэй выпустил его и повернулся к Сэм.
— Папа?
— Все хорошо, — сказал Майк, полуобернувшись на ходу, но не настолько, чтобы увидеть ее, и помахал рукой в ее сторону. Он вышел через большую сводчатую дверь, прошел по коридору мимо уборной, где у Сэм случился припадок, и подошел к окну, выходящему на поле для гольфа и на холмы. Он слышал голоса в гостиной, но не разбирал слов; должно быть, там молились.
Майку казалось: то, о чем упоминал Рэй («когда бы это ни случилось, может, и не один раз»), являлось на свет, лишь когда он заговаривал об этом; а появившись, становилось как бы личной тайной Майка, не ведомой никому, кроме него. Этого не было, он точно знал, что раньше этого не было, но он чувствовал, что это становится правдой, а значит, тем, что было всегда.
«Это как исполнение желаний, да?» — поддразнила его Роузи, когда Майк попытался рассказать ей о молитве, попытался убедить, что физика — это еще не все и мы можем получать желаемое.
Он думал, но не следил за мыслью; голос принадлежал ему и говорил правду, но в то же время не имел к нему никакого отношения, словно голос диктора на вокзале, объявляющий поезда, когда знаешь, что твой поезд ушел, давным-давно ушел, и ничего тут не поделать.
«Если желаешь попасть в ад, Судного дня ждать не обязательно, — как-то сказал ему Рэй. — Если хочешь, можешь отправляться прямо сейчас». Он простоял так, наверное, долго, как вдруг совсем рядом раздался голос, хотя Майк не слышал, чтобы кто-нибудь подходил.
— Эй, Майк.
Он обернулся. К нему приближался призрак — совершенно белый человек. От ужаса остатки Майковой души чуть не разлетелись на осколки, но касание руки вновь их скрепило.
— Слушай, Майк, давай поговорим? Это очень важно.
Что-то померещилось Майку в дальнем конце широкого коридора: то ли мышь пробежала по полу, то ли летучая мышь, разбуженная теплом, пролетела на уровне глаз в гостиную, нет, показалось. Ему почему-то вспомнилась лукавая улыбочка Бо Брахмана.
— О чем? — спросил он.
А собравшиеся в гостиной перестали молиться и вскочили на ноги: они увидели невысокого человека в вязаной пастушьей жилетке, с длинными, как у Иисуса, волосами и таким же, как у Него, лицом (оно являлось им в молитвах, и хотя каждому виделось свое, но лицо всегда оставалось таким же страшно спокойным и красивым; и улыбку ни с какой не спутать); и он о чем-то тихо спросил у Рэя.
— Так зачем я здесь? — спросила Вэл.
Месяц был прибылой, в начале второй четверти, а больше Споффорду и Вэл не на что было смотреть. Бо сказал: Вэл нужна для того, что они с Роузи затеяли, — но не объяснил зачем. На таких условиях она имела дело только с Бо: обычно в это время года Вэл уже не покидала комнаты на верхнем этаже Дальней Заимки, выезжая лишь пополнить запасы еды и сигарет «Кент».
— Зачем я здесь?
— Чтобы я не рехнулся, — спокойно ответил Споффорд.
Бо, Клифф и Роузи поехали вверх к «Чаще» в машине Бо, оставив Вэл и Споффорда там, где дорога, поднимаясь по склону горы Юла, становится собственностью «Чащи» и посередине шоссе стоит большой, грубо сработанный, но величавый знак, приветствие и препятствие разом: психотерапевтический центр «Лесная чаща». «Ждите здесь», — велел напоследок Бо и поднял стекло машины.
Теперь Вэл и Споффорд сидели в грузовичке и смотрели на знак. Не одно такое заведение посетил Брент Споффорд в трудные годы после Вьетнама — дома сочувствия и помощи, отвратительные до ужаса, и ему совсем не нравилось находиться так близко к одному из них. «Букашка» стояла возле грузовика; обогреватель, конечно, не помогал, изо рта Вэл шел пар, белый, как дым сигареты.
— Ты, — сказала Вэл, — Нимрод — сильный зверолов[631]. Стальные нервы.
— Судя по температуре, да. — Он поднял воротник. — Что ж. И то польза.
Он тоже не понимал свою роль в плане Бо; хотя если где и хотел быть сейчас, то именно здесь. Он думал: если я в каком-то смысле опоздал и не сделал для Роузи и Сэм то, что мог или должен был, тогда... Что тогда? Он не мог ответить на этот вопрос даже себе самому. Он не был охотником, но темнота ему знакома, это правда, знакомо и ожидание на холоде неизвестно чего — того, что не понимаешь или во что не веришь. В этом году ему немало времени пришлось вот так провести.
Вспомнив все это, он ненадолго успокоился, но затем надел шапку и открыл дверцу грузовика.
— Пройдусь немного вперед, — сказал он.
— Нет. Бо сказал ждать здесь.
— Я не могу.
— Слушай, — сказала Вэл и тоже стала вылезать из машины. — Не смей оставлять меня одну в этой чаще.
— Только несколько шагов по дороге, — сказал Споффорд. — Чтобы предупредить события. Я буду в поле зрения.
Он и пары метров не успел пройти, когда увидел — и Вэл, оставшаяся в грузовике, тоже увидела, — что по дороге кто-то спускается: сначала — одни лишь искажения древесных теней в лунном свете, а потом — да, точно, человек. Вскоре Споффорд услышал шаги по грязи.
Людей было двое: Роузи, а на руках у нее Сэм в спальном мешке.
631
...