– Я сделаю все, что в моих силах, сэр. – И когда-нибудь я вернусь сюда и займу твое место, Мастер Улья. А возможно, даже место твоего начальника.
Подготовку и обучение, о которых говорил Мастер Улья, совершенно определенно нельзя было назвать скучными; это было одно из труднейших испытаний, которым Джозеф когда-либо подвергался. Даже в первые дни своего ученичества в тренировочной колонии гипнотов, которые он до сих пор считал самым кошмарным временем в своей жизни, ему никогда не приходилось испытывать такого отчаяния. Физические требования к их учебной группе были жесточайшими; наказания, оскорбления и унижения, которым их подвергали роботы, ведущие программу (которые были невосприимчивы к любым Талантам), были немыслимыми. Им не давали ни послаблений, ни передышек. Начинало подготовку тридцать кандидатов. Как и Джозеф, все они попали сюда, проявив себя с самой лучшей стороны в ответственных и зачастую грязных заданиях.
К концу подготовки семеро из них совершили самоубийство, еще пятеро погибли от рук инструкторов, а трое умерли в результате собственных ошибок. Из пятнадцати закончивших обучение всего семеро, включая Джозефа, получили полевые назначения в качестве лейтенантов. Остальных восьмерых назначили в Разведку Улья – это было несомненным повышением и считалось неплохой работой, но не Имперского уровня.
С назначением его подготовка не кончилась. Он и шестеро других лейтенантов, для того, чтобы стать техническими специалистами, должны были ознакомиться с немыслимым множеством видов оружия и оборудования для шпионажа. В заключение их ждала проверка на знание работы с аварийными скафандрами. Испытание заключалось в том, что его должны были выбросить, словно бы потерпевшего крушение при посадке, на какую-нибудь кошмарную планету, о которой у него не должно было быть никаких сведений, в одном ржавом аварийном скафандре и лишь с тем снаряжением, которое в него входило. Без карт, без какого-либо дополнительного оборудования он должен был найти контрольный маяк, расположенный в нескольких сотнях километров от места высадки, и подать оттуда сигнал. Этот мир, как ему сказали, будет необитаемым, но с ядовитой атмосферой и температурами, колеблющимися от точки замерзания воды почти до точки ее кипения.
Семерым финалистам предстояло быть выброшенными одновременно, но в разных местах. Первые шестеро, справившиеся с заданием, – если к этому моменту их еще будет шестеро, – станут выпускниками. Последний же должен будет вернуться и проходить обучение с самого начала.
Перед высадкой Джозефу дали единственный шанс отказаться, приняв вместо полевого назначения административный пост. Но к этому времени он прошел уже через слишком многое, чтобы отступиться, и был исполнен решимости добиться своего или погибнуть. Гибель в этом почетном испытании его совершенно не страшила – равно как и не прельщала перспектива жить со знанием, что другие, так же как его старый Мастер Улья, прошли этот экзамен.
Не раз, когда его положение выглядело отчаянным, он понимал, что былой Джозеф, – даже тот, что искал шпионов на празднике, – уже давно сдался бы, сочтя ситуацию безнадежной. Но одной из целей подобной подготовки как раз и было выбить из курсанта всякое пораженчество. Обучение было более трудным, чем практически все, с чем ему предстояло столкнуться позже, и все же с ним можно было справиться, пустив в ход ум и свежеприобретенные знания.
Примерно две трети пути пищевой синтезатор в его скафандре барахлил, и он сомневался, сможет ли преодолеть оставшееся расстояние без хотя бы какой-то еды. Кроме того, это ставило под угрозу куда более важные системы рециркуляции воды и очистки скафандра.
Он был исполнен решимости не стать последним. В противном случае он с таким же успехом мог бы и погибнуть.
Претендентов отделяла от аварийного маяка гряда высоких, неприветливых, открытых всем ветрам гор, и самым удобным местом для перехода через них было тесное ущелье, дно которого в нескольких местах сужалось всего до нескольких футов. Он протиснулся сквозь него, окопался, отключил все системы, кроме жизнеобеспечения, и принялся ждать. На второй день один из его товарищей – он даже не мог бы сказать, какой именно – появился на выходе из ущелья. Он подкрался к нему из засады и оглушил ударом по голове, и пока курсант лежал без сознания, забрал у него все необходимое, заменив его своим неработающим барахлом. Подкрепившись и отремонтировав свой скафандр, он добрался до маяка. Из семерых не пришел лишь один – тот самый. Этот погибший лейтенант ничуть не мешал Джозефу ни крепко спать по ночам, ни радоваться победе.
Однако, шагая по коридору Разведывательной Базы Двадцать Девять, Джозеф слегка нервничал. В своей новой темно-красной форме и черных ботинках он выглядел великолепно, и по праву гордился одной звездочкой на левом нагрудном кармане, обозначавшей лейтенантское звание, но сейчас ему предстояло встретиться со своей командой – вероятно, такой же зеленой, как и он, – и это очень нервировало его. Он будет строгим, безжалостным и станет требовать от подчиненных неукоснительного соблюдения дисциплины, говорил он себе; он превратит команду в одну слаженную машину.
Он вошел в комнату и резко остановился, пораженный до глубины души. Хотя прошел всего лишь год, на него внезапно нахлынули воспоминания, казалось, оставшиеся в далеком прошлом и принадлежавшие кому-то другому.
– Калия?
Она была, пожалуй, даже чуть более безобразной, чем он ее помнил; ее волосы, раньше довольно длинные, теперь были обстрижены так коротко, что стало видно, что на правом ухе отсутствует мочка – впрочем, тогда она, возможно, еще была на месте. Ее опрятная и выглаженная форма младшего сержанта только еще больше подчеркивала факт, что Калия даже сейчас ничего не сделала для того, чтобы избавиться от шрамов и хоть как-то облагородить свою внешность.
Она вытянулась в струнку, щелкнув каблуками, но он заметил, что при виде него у нее на губах промелькнула улыбка, скорее покорная, чем радостная.
В остальных, которые тоже казались знакомыми, он был не так уверен.
– Тобруш, полагаю? – сказал он джулки, на мундире которой красовались знаки отличия младшего мичмана.
Щупальца поднялись в подобии салюта.
– Сэр, весь экипаж в сборе, – доложила Тобруш. – Полагаю, представлять остальных нет нужды.
– Значит, Робакук, – сказал он, кивнув тхиону. – И… Дезрет? Коринфианец на Имперской Службе?
– Многие из нас находятся на Имперской Службе, сэр, – раздался в ответ глухой и бесстрастный голос странного существа. – Нас считают весьма… полезными. А если я останусь в живых, опыт и знания, полученные мною, войдут в Универсальный Фонд Знаний моего народа.
Он вздохнул.
– Что ж, всем вольно.
Он уселся в кресло, и лишь после этого Калия последовала его примеру. Остальные не нуждались ни в креслах, ни в их эквивалентах.
Джозеф бросил взгляд на Калию:
– Всего лишь сержант? Я должен был догадаться, что ты будешь в моей группе. – По сути, одна лишь Тобруш имела звание, дающее право на офицерские почести, хотя и на ступень ниже, чем он. Робакук и Дезрет были простыми членами экипажа, и единственной причиной, по которой Калия получила чин сержанта, могло быть лишь то, что она закончила обучение первой в своей группе.
– Я не собиралась быть офицером, – сказала она. – Точно так же, как не собиралась служить ни с вами, сэр, ни с кем-либо из остальных. Видимо, кто-то решил, что мы хорошо работаем вместе и удачно дополняем друг друга.
– Это так и есть, – отозвался он. – Уже тот факт, что мы все прошли жесточайшую подготовку и выдержали ее, говорит в нашу пользу. А теперь нам доверили корабль и возложили на нас обязанности, которые мы должны выполнять – не как отдельные личности, но как одна команда. – Он вздохнул. – Я собирался сказать, что мы больше не те, какими были, когда работали вместе год назад, но это не совсем так. Мы такие же. Тогда мы отлично сработали. Сейчас мы стали лучше. Это наша работа в команде привела нас всех сюда. Чтобы остаться в живых и преуспеть, мы должны стать первоклассной командой.