– Точно так, господин префект.
– Тогда – с повышением. Оплата за это удваивается. Но учти, ее нужно отработать. И первой твоей работой будет найти себе подручных. Пускай они сделают у меня уборку.
– Будет исполнено.
– Далее, подать мне сюда отчет о численности состава, а с ним – завещания тех, кого мы потеряли в Испании. По всей видимости, они хранятся в штабе, в особом сундуке.
– Точно так. Я сам уложил их туда перед нашим убытием в поход.
Катон не помнил, чтобы отдавал насчет этого распоряжение, а потому был впечатлен инициативностью Метелла. Но инициативность – это одно, а самоуправство не в соответствии с чином – совсем другое.
– В будущем будь добр ставить меня в известность о подобных своих поступках. Я ясно выразился?
– Точно так, господин префект.
Для большей вескости Катон пронзил подчиненного светло-стальным взглядом, после чего встал из-за стола. Времени, судя по свету за окном, было около полудня.
– Я ухожу на собрание офицеров. Обеспечь, чтобы к моему возвращению мои приказы были выполнены. Да, и пусть мне принесут что-нибудь поесть. Хлеба и мяса будет достаточно.
– А что попить?
День выдался прохладный, а к вечеру худому жилистому телу префекта станет еще холодней.
– Подогреть немного вина. И разжечь огонь в жаровне.
– Будет исполнено.
Катон прошел через триклиний и снял с табуретов свой плащ. Повелительный тон, который он избрал для общения с подчиненным, вызывал некоторую стыдливость. Виной тому эти раздумья о политике; всю злость от них он, получается, выместил на подчиненном… У дверей Катон слегка замешкался и повернулся к опциону.
– Метелл… По мне, свое повышение ты заслужил. В Испании ты вел себя с честью. И, думаю, так же будешь служить и здесь, в Риме.
– Благодарю, господин префект. Сила и честь!
Чеканность девиза легионеров скрадывала истинные чувства опциона, а потому Катон секунду помолчал, оглядывая Метелла, и лишь затем кивнул:
– Вот так в дальнейшем и действуй.
Глава 7
Под хриплый рев буцин, возвещающий смену полуденного караула, двери в вестибулум военачальника отворили двое гвардейцев, и секунду спустя взорам собравшихся предстал Бурр в полном парадном облачении. В отличие от серовато-несвежих туник, выдаваемых со складов остальным службистам и офицерам, на Бурре туника была безупречно белой, а торс и грудь ему прикрывал серебристый панцирь с красными наплечными и поясными ремнями. Пояс облегала широкая алая лента с аккуратно свисающими концами. Как и многие из тех, кто назначался в ряды командования непосредственно сверху, воинских фалер он не имел, чем отличался от многих стоящих перед ним ветеранов, заработавших свои звания и награды на полях сражений. Толстую шею Бурра украшал резной золотой обод, а голову оторачивала кайма из темных волос. Несколько жидковатых прядей были безыскусно зачесаны через макушку в усилии скрыть облысение, беспощадно видное любому невооруженному глазу. Сложения Бурр был весьма крепкого, однако мужскую стать подтачивала высохшая правая рука, которую он при ходьбе закладывал за спину.
– Старший военачальник, префект претория! – могуче проревел примипил[15].
Офицеры все как один застыли навытяжку. Военачальник приподнял подбородок и, выждав секунду-другую, высокомерно кивнул.
– Прошу вас, соратники. Усаживайтесь.
Катон и Макрон, наряду с прочими префектами, трибунами и центурионами, опустились на скамьи с мягкой обивкой, стоящие в зале совещаний. Как и во всем, что имело отношение к преторианской гвардии, здесь чувствовались размах и комфорт, своим уровнем на порядок превосходящие остальные легионы, расположенные по всей Римской империи и за ее пределами. Штаб напоминал скорее небольшой дворец, чем просто строение для военной администрации. Вход в передний атриум осуществлялся через величавую арку, а фронтон главного здания зиждился на мраморных колоннах. Временщик Сеян[16], уговоривший императора Тиберия поручить ему строительство лагеря, потратил на работы немыслимые суммы. И хотя в итоге честолюбие, сыграв с временщиком злую шутку, обрекло его на бесславие в анналах истории, тем не менее его последователи, а с ними и сами гвардейцы те непомерные растраты имперской казны воспринимали с тихой благодарностью. Предметом зависти каждого солдата в империи были не только сами казармы, но еще и преторианские термы с гладиаторской ареной в придачу.
16
Луций Элий Сеян (20 г. до н. э.–31 г. н. э.) – командующий преторианской гвардией при Тиберии, позднее был схвачен и казнен по обвинению в заговоре.