- Нормально, - коротко ответил он.
- Ну, смотри. Сам решай. Твоя голова.
Огорченный проявленной в присутствии сержанта слабостью, капитан постарался принять вид солидный и суровый. Он погладил пальцем усы, нахмурил брови. А в голосе у него появились басовитые нотки.
- Иди-ка сюда, покажи, где вы находитесь?
Ракитин не понял, то ли забыл капитан, что только вчера сам указал ему на этой же карте место, куда следует поставить орудие, то ли проверяет, как выполнен приказ. Он подошел к столу, на котором цветной скатертью лежала исчерченная красными и синими значками карта, нашел голубую линию реки, крутой ее изгиб и, пересекающую речушку, черную змейку дороги. Вспомнил, что так и не узнал, как называется речушка. Вчера еще хотел спросить, да как-то не получилось. Решил, что непременно спросит сегодня.
- Вот здесь, - показал он немного выше того места, где дорога пересекала реку. - Слева от моста.
- Чу-десно, рас-чудесно, - протянул капитан, вглядываясь в точку, указанную Ракитиным. - Хорошо, что вы здесь окопались. - И поставил на этом месте красный крестик, похожий на маленькую пушечку.
- Какое настроение в расчете? - задал он дежурный вопрос.
- Боевое, - выдал дежурный ответ Ракитин.
О каком настроении могла идти речь? Сидели они там, как обсевки на пашне: ни связи, ни кухни. И рядом никого. Не знали, кто впереди, и есть ли кто-нибудь на флангах. Бывает хуже, но редко. Но что толку жаловаться? Если капитан знает об этом, то зачем говорить. А если не знает, какой он начальник штаба. Тогда и говорить нет смысла.
- Значит, боевое настроение... Эт-то хорошо... - все он знал и все понимал, капитан Крылов. Не всегда служил начальником штаба. Бывал и командиром огневого взвода, и комбатом. И хлебнул в свое время всякого. Потому и ценил свою должность. И место свое: ответственное, нелегкое, но лишенное многих неудобств, с которыми постоянно встречаются комбаты и, тем более, командиры взводов.
- Как местность?
- Торчим, словно оглобля в поле. Со всех сторон видно.
Не нравилась Ракитину местность. А начальника штаба местность как раз и интересовала.
- Вот ты и расскажи...
Он задавал вопросы и требовал обстоятельного ответа на каждый. Есть ли впереди позиции особенности рельефа, дающие возможность скрытого подхода? Как выглядят фланги и насколько их можно прикрыть? Имеются ли скрытые пути отхода и можно ли незаметно подбросить подкрепление? Провели ли разведку и что она дала? Требовал от Ракитина уточнить отдельные детали и положения, и ставил на карте какие-то непонятные сержанту значки.
Простуженный капитан во время разговора несколько раз чихал, стыдливо и сердито прикрываясь ладонью, сдерживая звук, отчего чих у него звучал отрывисто и тихо, как у кошки. Но после каждого такого чиха становился он куда настойчивей и въедливей, уточняя мелочи и выражая недовольство, если Ракитин чего-то не заметил, о чем-то не знал, на что-то не обратил внимание. А особо врезал Ракитину за то, что не провел тот разведку и ничего не знал о противнике.
От этого длинного, на нервах, разговора оба устали и были рады, когда он закончился. Оба остались не особенно высокого мнения друг о друге. Ракитину не понравилось, что капитан придирается к каждой мелочи, а капитана Крылова раздражало, что сержант не знает важных подробностей. И каждый из них был по-своему прав. Один смотрел на обстановку глазами начальника штаба полка, другой - командира орудия.
Оставив в покое Ракитина, капитан выбросил окурок в консервную банку, уже наполовину заполненную, щелчком выбил из пачки другую папиросу и закурил. С трудом разогнул спину, откинулся на стуле, глубоко затянулся и выпустил из ноздрей две длинные сизые струйки дыма.
Глядя куда-то мимо Ракитина, капитан отдался своим штабным мыслям, где сержант и весь его расчет превращались в огневую точку, которую следовало использовать с наибольшей пользой. Такая была служба у капитана, и приходилось ему учитывать не людей с их характерами, а огневые точки с мощью их огня и оперативными возможностями.
Ракитин, не подозревавший, что в мыслях начальника штаба он сейчас лишь часть огневой точки, то есть предмет неодушевленный, глядя на дымившего, как паровозная труба, капитана, вспомнил, что у Афонина кончилась махорка. Афонин вчера карманы выворачивал, крошки разыскивал. Там махорки нет, а здесь настоящие папиросы курят.
- Товарищ капитан, у вас лишней пачки папирос не найдется? - пренебрегая дистанцией, отделяющей командира орудия от начальника штаба полка, спросил Ракитин.
- Пшеничных захотелось? - все еще думая о другом, спросил капитан.
- Так ржаные кончились. А у вас запас должен быть.
Капитан пригнулся, открыл ящик стола, достал пачку "Беломора" и отдал ее Ракитину.
- Получай. Кури, сержант, наедай шею.
Пачку дал, но поморщился. Не папирос было жалко - не понравилась что сержант, как у равного, попросил...
- Спасибо, я потом. - Ракитин сунул пачку в карман. Он не курил. Но и об этом начальнику штаба совершенно необязательно было знать. Тем более видел Ракитин, как поморщился капитан. И вернул бы папиросы, если бы не Афонин.
- Послушай, сержант, - капитан перешел к главному, - с отдыхом придется отложить. Это хорошо, что ты там как следует окопался. Теперь проверь все, людей подтяни. Фрицы готовят танковую атаку. Мост им, понимаешь, нужен. И нам этот мост нужен. Нельзя фрицам мост отдавать. Сейчас отдашь, потом брать придется...
Ракитин слушал и не понимал, чего от него хочет начальник штаба. "Мост фашистам отдавать нельзя!" И козе понятно, что нельзя. Но чтобы мост удержать, нужна сила. Одно орудие, оно и есть - одно. Вчера, Ракитин хорошо помнил это, капитан сказал ему: "Ставь, сержант свое орудие и окапывайся, как следует. К вечеру к вам батарея подойдет, скучать одним не придется. И кухню ждите. Накормят расчеты по высшему разряду, как в ресторане. А через пару дней отправимся в тыл, на пополнение". Прислали, накормили и на отдых отвели. Держи карман шире... Пять ящиков снарядов и три человека - вот и вся сила, что держит сейчас мост. Опарин, Афонин и Бакурский. "Богатырская застава", - как сказал Лихачев.
- Мне ехать надо, - сказал Ракитин. - Там у нас три человека осталось. Только все равно не удержим фрицев одним орудием. И снарядов всего пять ящиков.
- Ты не торопись, - остановил его капитан. - Вчера не сумели направить вам батарею. Сегодня пошлем. Поступишь в распоряжение комбата.
В распоряжение комбата - это уже другое дело. Такое Ракитина устраивало. Появится комбат, ему и решать, как построить оборону участка. Но когда он еще появится, новый комбат? Когда разберется? А там как бы поздно не было. Пока только Ракитин толком и знал обстановку у моста, где стояло их орудие. И решил он влезть не в свое дело:
- Пехота нужна. Без пехоты мост не удержать, товарищ капитан.
- Пе-хо-та, пе-хо-та, - протянул капитан, - сто верст прошла и еще охота...
Он повел взглядом по карте. Возможно разыскивая эту, охотно шагавшую в походной колонне пехоту. Но не нашел. То ли не подошла еще, то ли уже ушла куда-то. И это не понравилось капитану Крылову. А может быть, не понравилось, что сержант, вместо того, чтобы слушать и выполнять его приказы, стал советовать.
- Ты, когда тебя не спрашивают, не высовывайся. Есть две дырочки, вот и сопи! - выдал он Ракитину. - Езжай сейчас на склад, получи боекомплект снарядов, ручной пулемет. И жми на огневую. Ожидай ночной танковой атаки.
Ракитин с удивлением посмотрел на капитана, потому что не бывает ночных танковых атак. Ракитин хоть и не начальник штаба, но это он точно знал.
- Не бывает ночных танковых атак, - сказал он.
- Бывает! - осадил сержанта капитан. Имелись у него указания "сверху", что такую атаку следует ожидать.