Она смотрела на меня с недоумением (вряд ли, правда, натуральным) и спросила, конечно, то, что должна была спросить:
— Ты напился?
Я подошел к ней, приблизил свое лицо к ее лицу и мощно выдохнул здоровый чистый воздух из своего здорового чистого организма.
— Что с тобой происходит? — спросила она.
— Ничего. Я просто не понимаю, зачем мы разыгрываем из себя счастливую парочку? Ты — умная, молодая, красивая. Я — истаскавшийся циник. Я недавно изменил тебе. То есть, конечно, это громко сказано: изменил, просто захотелось употребить одну девицу — и употребил. У нее интересная кличка Мерилин. Потому что она похожа на Мерилин Монро.
Она молчала, она не требовала прекратить. Она молчала — и я не мог этого понять.
— В чем дело? — спросил я. — Тебе это не интересно?
— Почему? Интересно. Я слушаю. Именно так. Что еще хочешь рассказать?
— Ты составляешь на меня досье? То есть — историю болезни? Как психоаналитик?
— Нет. Просто слушаю.
— Но отношение-то какое-то у тебя есть к этому?
— Есть.
— Какое?
— Отрицательное.
Стасик Морошко скучал на кухне, а я не мог остановиться, мне нужно было все довести до конца.
— После того, что я тебе сказал, тебе нужно уйти от меня.
— Ты этого хочешь?
Она лежала на постели, уютно подперев рукой голову, и рассматривала меня с совершенно ясным и спокойным видом. Это что-то невероятное было, что-то невыносимое уже.
— Какая разница! — заорал я. — Какая разница, хочу или не хочу! Нормальные женщины после этого уходят! Или хотя бы устраивают скандал!
— Я нормальная. Но скандала не хочу. Уйти… Пожалуй, можно. Но ты не ответил: ты этого хочешь?
— Нет.
— Тогда успокойся и поговорим после.
— Почему после? Почему не сейчас?
Тут явился Стасик Морошко. Он встал в дверях, ухмыляясь, и сказал:
— Ты так орешь, Сережа, что я подумал, что ты вдруг любовью решил заняться. Может, договорим сначала?
— Я тебе не Сережа! — подскочил я к нему. — Это ты для меня — Стасик! А я для тебя — Сергей Валентинович!
— Ну это, положим… — усмехнулся Стасик.
Я схватил его за глотку, сжал пальцами.
— Я не прав?
— Прав, прав, отстань! — испугался Стасик, отрывая руки от своей драгоценной шеи.
— Все должно быть четко. Определенно, — сказал я. — Зачем мы играем в какие-то игры? Тебе нравится моя жена, скажи ей об этом. Ей будет приятно. Больше того, может, она ответит тебе взаимностью.
Стасик смотрел на меня во все глаза.
— Действуй, действуй! — поощрил я его.
И повернулся к Нине.
— Извини, хорошая моя, у меня сегодня дела. На всю ночь. Я, конечно, вру, но некоторые приличия все-таки надо соблюдать. Я учусь у тебя. Мы с тобой вместе столько уже времени, и мне тебя абсолютно не в чем упрекнуть. Ну, какой-то там сокурсник, бедолага, несчастная семейная жизнь! — но ты мне все честно рассказала, а другая бы стала врать, отвиливать! Но я пока еще не такой, я привык врать, вот и вру, вот и объявляю: еду на всю ночь по делам, другая бы спросила, по каким делам, но ты никогда не спросишь. Стасик, у меня идеальная жена в этом отношении, ты обзавидуешься, она никогда не спросит, где я был и что я делал — во сколько бы я ни появился, впрочем, это оттого, что ей глубоко наплевать, где я был и что я делал. Я желаю вам сладостных вздохов, родные мои!
С этими словами я ушел из дома, уехал.
Во мне все дрожало, но, задав себе вопрос — не психоз ли это, я ответил четко и спокойно: нет, не психоз. У меня было ощущение, что я за одну минуту проник в изнаночную суть вещей. В такие-то вот моменты с собой и кончают.
Я очень старался. Я мчался по улицам, не обращая внимания на светофоры. Вот — визг тормозов, вот — чье-то испуганное лицо заглянуло, кажется, в самые глаза, проносясь мимо, а вот — ага! — и мигалка гаишников увязалась за мной. Что ж, пусть попробуют догонят. Убедившись, что все больше отстают от меня, они к мигалке добавили сирену. Чтоб напугать. Я засмеялся, свернул, еще раз свернул и еще раз.
Я поехал медленнее, совсем медленно. И оказался вдруг у клоповничка Мерилин. Но уже вечер и ее, конечно, там уже нет. Все-таки я вышел из машины, заглянул и обрадовался: она там была. Она сидела на каком-то ящике меж двух юных широкоплечих торговцев и надсаживала свою бедную печень, держа в руках стакашек со спиртным напитком.