Тут он прервал ее. Из всей ее речи он расслышал только одно:
— Я принесу погибель Артуру? Как?
И услышав нотку мольбы и страха в его голосе, королева заулыбалась.
— Даже если б я знала, едва ли я сказала бы это тебе. Но я не знаю. Не знал этого и Мерлин.
— Если это правда, почему он не приказал умертвить меня?
Губы ее презрительно искривились.
— Его мучила совесть. Ты был сыном Верховного короля. Мерлин любил говорить, что боги свершают свою волю неведомыми нам путями.
Снова молчанье. Наконец Мордред медленно произнес:
— Но в этом деле они, похоже, свершат все руками человеческими. Моими руками. А я уже и сейчас могу сказать тебе, королева Моргауза, что не навлеку погибель на короля!
— Как сможешь ты этого избежать, если ни ты, ни я, ни даже Мерлин не знаем, как и откуда нанесен будет удар?
— Я знаю, что он будет нанесен мной или через меня! Ты думаешь, я стану в бездействии ждать этого? Я найду выход!
И снова в голосе ее зазвучало презренье:
— К чему разыгрывать такую преданность? Ты хочешь сказать мне, что ни с того ни с сего ты его любишь? Но в тебе нет ни любви, ни преданности, Мордред. Смотри, как ты повернулся против меня, а ведь ты собирался служить мне до конца своих дней.
— Нельзя строить на склизких камнях! — яро запротестовал он.
Теперь она уж точно улыбалась.
— Если гнилая я, то ты — плоть от плоти моей, Мордред. В тебе моя кровь.
— И его!
— Сын — слепок со своей матери.
— Не всегда! Остальные твои дети — слепок с их родителя, достаточно на них посмотреть. Но во мне никто не признает твоего сына!
— Но ты такой же, как я. А они нет. Они отважны, они красивые воины, но разума у них все равно что у дикого скота. Ты — сын ведьмы, Мордред, это у тебя коварный и ловкий язык и змеиное жало, и разум, плетущий в темноте свои замыслы. Мой язык. Мое жало. Мой разум. — Она улыбнулась медленной кошачьей улыбкой. — Меня могут держать в заточении до конца моих дней, но теперь брат мой Артур пригрел у себя на груди другую змею, сына с разумом его матери.
Холод пробрал его до самых костей.
— Это неправда, — хрипло проговорил он. — Ты не сможешь отомстить ему моими руками. Я никому ничем не обязан. Я не причиню ему вреда.
Королева вновь подалась вперед, говорила она мягко и все еще улыбалась:
— Мордред, послушай меня. Ты еще молод и не знаешь жизни. Я ненавидела Мерлина, но старик никогда не ошибался. Если Мерлин видел, что на звездах начертано, что ты принесешь Артуру погибель, как ты можешь бежать этого? Настанет день, день гнева и судьбы, и все предсказанное свершится. И я тоже видела кое-что, хоть и было это не среди звезд, а в подземном омуте.
— И что это было? — с трудом выдавил он. Краски вернулись на ее чело, глаза ее сияли. Она была прекрасна.
— Я видела для тебя королеву, Мордред, и трон, если у тебя хватит силы его занять. Красивую королеву и высокий трон. И я видела змею, жалящую в пяту королевства.
Ее слова эхом метались по комнате, гулко гудели, словно колокольный звон.
— Если я повернусь против него, — быстро заговорил Мордред, стремясь прогнать наважденье, — тогда и впрямь я стану змеей.
— Если так будет, — гладко присовокупила Моргауза, — эту роль ты разделишь с самым светозарным из ангелов, тем, что был ближе всех своему повелителю.
— О чем ты говоришь?
— Так, ни о чем. Монахини всякое тут рассказывают.
— Ты пытаешься напугать меня глупыми сказками! — гневно возразил он. — Я не Лот и не Габран, я — не потерявший от любви голову глупец, руками которого ты свершаешь убийства. Ты сказала, я такой же, как ты. Прекрасно. Но теперь я предупрежден и знаю, что мне делать. Если мне придется оставить двор и держаться вдали от него, я сделаю это. Никакая сила на земле не заставит меня поднять для убийства руку, если только я сам этого не захочу, а к смерти его я никогда, клянусь тебе, никогда не буду причастен. Клянусь тебе в этом самой богиней.
Никакого эха. Чары рассеялись. Слова, что он выкрикнул, пали на глухой и неподвижный мертвый воздух. Он стоял, тяжело дыша, и рукой сжимал рукоять кинжала.
— Смелые слова, — весело отозвалась Моргауза и от души рассмеялась.
Повернувшись на пятках, он выбежал прочь из комнаты, захлопнув за собой дверь, чтобы не слышать смеха, который преследовал его точно проклятье.