– Щенок осадил Белон! – громко произнес король, не обращая внимания на тихие вскрики толпы, мимо которой мы проплывали, – я уже чувствую его дыхание затылком!
Пограничная для столичной области смотровая башня Белон находилась в семи днях пути от королевского дворца. Тот факт, что принц находится настолько близко к нам, говорил лишь о том, что вскоре наши головы будут украшать пики дворцовой стены. Надеюсь, моя не будет висеть рядом с эдельвейсовой.
Бежать для его величества было признаком трусости и глупости. Как и отпускать в бегство кого-либо из аристократии и семьи – на мой малодушный вопрос об отправке детей и королевы за границы, я была одарена очередным всплеском гнева. Что ж, магию у меня никто не сможет забрать, а потому проверенные ходы подземелья помогут вывести моих детей из этого кошмара. Не в момент осады, так в момент нападения или смены власти.
– Сунься он сюда, и я снесу с его лица эту мерзкую улыбку! – громкая ругань на весь зал.
Раньше он говорил не «сюда», а «в мою страну». Прошло каких-то жалких полгода, а результат уже достоин великих завоевателей, описанных в старинных манускриптах и новых книгах истории. Младший принц вырос в воинственного мужчину. Более всего Эдельвейса бесило именно то, что «выпустила птенца на волю» я. Я видела страх и злость в его глазах, но не могла сдержать рвущуюся радость в груди – солнце уже почти взошло на утреннее ясное небо. Жаль, полюбоваться им в зените я смогу только из тюремной камеры. Или не смогу вовсе.
– Он все еще остается мальчишкой с коротким мечом в руках! – продолжил мужчина.
Мне бы хотелось поспорить насчет длины меча, но я могла лишь давить на лице мерзкую милую улыбку и держать короля за руку, пока он ведет меня из зала, не желая задерживаться в компании «крысок».
***
Небо озарило новое солнце – ночную тишину взорвал огненный знак разрыва пространства, а над дворцом разлилось красное зарево разгорающегося пожара. Я стояла у окна своей спальни, к счастью или же к печали виды которой выходили на прилегающий к замку парк, откуда решил начать свое возвращение домой принц.
Я сидела на обитом бархатом пуфе с кривыми ножками и держала на руках мирно спящую дочь, периодически покачивая ее из стороны в сторону. В кресле рядом сидел хмурый десятилетний сын, а мои холодеющие руки, трясущиеся с каждой секундой все сильнее, не остались незамеченными им.
– Я смогу защитить вас с Дили, – он сжал руками тупой кинжал, который подарил ему Эдельвейс на прошлые именины.
Бесполезная игрушка, затупленная под моим личным контролем, лишь бы мальчик не отрезал себе и другим чего жизненно важного. Сейчас я даже жалела, что так поступила – благоразумность и паникерская черта характера меня погубит.
Но боялась я не по этой причине, а потому, что наш непробиваемо храбрый король, править которому осталось от нескольких минут до часа, заблокировал лично для нас троих все выходы из замка. Ходы не откроются еще несколько часов, а значит бежать мы не сможем – нас ждёт смерть.
Единственным, на что я была способна сейчас – это сидеть, наблюдать за восхитительно прекрасным заревом за окном и проклинать того, кого ненавидела больше всего на свете.
Дверь открылась неожиданно, мы с сыном вздрогнули, но я смогла сдержать отчаянный вздох – на пороге моей комнаты стоял Эдельвейс и… истекал кровью. Мне было глубоко плевать на то, кто его ранил, насколько сильно ему больно и умрет ли он вообще. Я очень давно желала его смерти.
Дан выпрямил спину, сверкнул глазами, расслабился, не обнаружив врагов, и промолчал. Отца он не любил. Как и все в этом замке.
Король, которого видимо почти свергли, вошел, закрыл за собой дверь и хромая направился к окну. К моему счастью не нашему, а к тому, что находилось напротив кровати. Он шел даже не морщась от боли, лишь крылья острого носа раздувались с удвоенной силой, выдавая чувства и ощущения мужчины. Он почти упал на край кровати, но смог опуститься на пол рядом и, наконец, тихо выругаться, зажав ладонью рану под ребрами.
– Выродок, чтоб его! – донеслось с пола.
Я легонько взмахнула указательным пальцем и направила магию на капли что оставил после себя мужчина.
– Вас не тронут, – заверил меня бледный Эдельвейс, на лбу которого стали заметны крупные бисеринки пота, – этот ублюдок дал приказ не трогать женщин и детей! Благородная мразь!
Я смогла лишь кивнуть и сдержать облегченный вздох. Пускай эти слова и не были гарантией нашей жизни и относительной свободы, но я конечно же желала думать о хорошем. По крайней мере в отношении детей.