Я знал, что, отрываясь от земли, –
Чем выше мы, тем жёстче и суровей;
Я шёл спокойно прямо в короли
И вёл себя наследным принцем крови.
Я знал – всё будет так, как я хочу,
Я не бывал внакладе и в уроне,
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы – короне.
Не думал я над тем, что говорю,
И с лёгкостью бросал слова на ветер, –
Мне верили и так как главарю
Все высокопоставленные дети…
Мне думается, речь в этом завораживающем своей искренностью монологе идёт не только о многотрудном жизненном пути самого автора стихотворения, но и о нелёгкой участи любого истинно творческого и талантливого человека в России, вынужденного встать на путь открытого и отчаянного бунта против окружающего его непонимания и равнодушия, дабы отстоять право на свою точку зрения, свои великие идеи.
Пугались нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.
Я знал – мне будет сказано: "Царуй!"
Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег…
Да, так оно и есть. Драматическая судьба русского гения в до боли любимой Высоцким Роcсии… В 1974 году, незадолго до своей смерти, Василий Макарович Шукшин, как известно, сказал: "Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту". Все эти качества у поэта Владимира Высоцкого, несомненно, были. Он был честен и мужественен, и этим бард очень напоминает мне героев произведений Максима Горького – Фому Гордеева, Данко, Челкаша. Недаром полковник Семён Владимирович Высоцкий подробно останавливается на этих исключительно важных чертах характера сына: "Я прошёл войну, всякое видел. И могу сказать, что сын был храбрее меня, своего отца. И храбрее, и мужественнее многих. Почему? Да потому, что и я, и все мы видели и недостатки, и несправедливость, и чванство людей, нередко высокопоставленных. Но молчали. Если и говорили, то только в застолье да в коридорах между собой. А он не боялся сказать об этом всем. И не с надрывом, а на пределе голоса и сердца. Внешний эффект, поза не были присущи поэту, певцу и артисту Высоцкому – главным в своей жизни и своём творчестве он считал честность и мужество".
Вспоминает Семён Владимирович и об удивительной сыновней доброте, появившейся и проявившей себя ещё в детстве поэта: "Помню, купили мы ему велосипед. Он покатался немного и вдруг подарил его немецкому мальчику, объяснив: "Ты у меня живой, а у него нет папы…" Что тут было сказать…"
И потом, во взрослой жизни эта присущая Владимиру Семёновичу природная доброта и щедрость раскрывалась неоднократно в самых разных ситуациях. Так, например, художник Сергей Бочаров, автор картины "Высоцкий и его демоны", повествует о том, что однажды певец рассказал ему, как в поездке по Америке получил за свои выступления около сорока тысяч долларов и "накупил для семьи, для друзей всего"…
Может быть, именно благодаря этой своей изумительной человечности – как во внешнем, так и во внутреннем облике – Владимир Высоцкий и стал народным поэтом, народным актёром? Может, именно она и сохранит его в русской памяти навсегда, как уверен Станислав Куняев?
Возможно. Но лично я убеждён в другом: Владимир Семёнович Высоцкий останется навсегда в русской памяти, прежде всего, благодаря главным природным чертам и свойствам любого русского гения – исповедальности и самосожжению, которые буквально пронизывают всё актёрское и поэтическое творчество народного барда, начиная от первой, так называемой блатной песни под названием "Татуировка" и первых ролей в театре и кино и кончая последним, словно бы прощальным его стихотворением, обращённым к Марине Влади и не имеющим чёткого названия:
И снизу лёд, и сверху – маюсь между, –
Пробить ли верх, иль пробуравить низ?
Конечно, всплыть и не терять надежду,
А там – за дело в ожиданье виз.
Лёд надо мною, надломись и тресни!
Я весь в поту, как пахарь от сохи.
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Всё помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека –
сорок с лишним, –
Я жив, тобой и господом храним.
Мне есть что спеть,
представ перед всевышним,
Мне есть, чем оправдаться перед ним.