– Да он тяжелый! – ошарашено воскликнул он, едва успевая подхватить его второй рукой, не выпуская развернутого ранее пергамента. – Чего они туда насовали? Подержи-ка, Кысь…
Вложив в руки мальчику первый выуженный им свиток, дед с любопытством засунул руку внутрь, но вдруг вскрикнул, выдернул ее обратно и с недоверием и ужасом уставился на растопыренную пятерню.
Ладонь его была располосована, будто ударом меча, а из глубокой ровной раны сильными толчками выходила алая кровь. Старик чуть не взвыл от страха:
– Я же мог их все перепачкать!.. Все пергаменты!.. Чернила могли потечь!.. О чем эти остолопы только думали, когда бросали в один мешок с бесценными документами какой-то дурацкий нож!..
Не переставая честить на все корки беспечных предков и игнорируя попытки ученицы убыр захватить его руку, чтобы остановить кровотечение, дед Голуб опустил мешок на пол, один за другим осторожно вытянул все оставшиеся свитки, отогнул его края и гневно заглянул на дно.
В свете двух волшебных светильников в мешке холодным пепельным светом сверкнула корона. Корона из стали, зубцы которой были остро отточены, словно кинжалы.
* * *Дверь комнаты деда Голуба открылась одновременно с коротким стуком в косяк, и на пороге возникли яростно спорящие Иван и Серафима.
– …А я говорю, что лучше бы поспали! Подумаешь, какая-то бутафорская корона с заостренными зубчиками! И сейчас выяснится, что это всего лишь половина волчьего капкана, или какой-нибудь древнекостейский способ подкладывать кнопки на стул!
– Сеня, нет! Там был мешок с документами, с хрониками, если дед Голуб правильно понял, а это не место…
– Вань, кстати, о месте: когда я была маленькой, я подкладывала кнопки отцу на трон! Во время приема послов! А тут – какой-то жалкий кулек с бумажками!..
– С пергаментами.
– Да какая разница?!..
– Погоди, Сеня. Давай сейчас всё узнаем из первых уст…
– А спать вообще вредно…
– Извините, дедуш… ка…
Старик близоруко согнулся над почти чистым листом бумаги на усеянном его исчирканными собратьями столе и что-то исступленно писал, время от времени то бросая взгляд на расстеленный лист пергамента перед собой, то нетерпеливо перелистывая в поисках чего-то толстый фолиант слева, и даже не услышал, что теперь у него есть компания.
– Кхм. Дедушка Голуб? Можно войти? – Иван остановился в дверях и снова, погромче и подольше постучал в гулкий косяк.
– А?.. Что?.. – старый учитель оторвался от своих трудов, повернул в сторону гостей лицо, на котором всё еще отражались страсти и события мира, в который он был только что погружен, и радостно улыбнулся. – Иван-царевич! Ваше высочество! Проходите, проходите! Как я рад, что вы пришли! Это что-то невероятное!
– Да, я Серафиму чудом уговорил, сам не верю, – с готовностью согласился лукоморец, в глубине души немало удивленный, что такой недавний знакомый, как дед Голуб, смог оценить всё величие его подвига – убедить своенравную супругу пойти туда, куда она идти не хотела. Но дед быстро рассеял его иллюзии.
– Нет, я имею в виду – анналы! Раньше всё это жило в памяти народа в искаженном виде, как изустные предания, сказки, суеверия, но это… это… Оказывается, это всё…
– Сказки, предания и суеверия записанные? – ворчливо подсказала Сенька, упорно не желающая признавать свое поражение.
– Да!.. То есть, нет! Конечно же, нет! Это всё наша история! Вот, к примеру, стальная корона, на которую мы сегодня наткнулись тоже каким-то чудом! В народе существовала легенда, что в незапамятные времена у царя страны Костей была железная корона, и кто чужой к ней притронется – лишался пальцев! Все думали, что это какая-то магия, или сказка, или ревностная жестокость самого царя, но гляньте – она реальна! И то, что моя правая пятерня всё еще присоединена к остальному мне – это диво уже Находкино! – и дед радостно помахал перед лукоморцами кистью, добросовестно замотанной в несколько пестрых тряпиц, что сделало ее похожим на самодельную куклу.
– Они остры, как бритвы! – с сумасшедшим энтузиазмом истинного исследователя, полжолжил дед, словно речь шла не о его руке, и не о руке вообще, а о какой-то ненужной деревяшке. – Представьте себе, в рукописи говорится, что эту корону носила вся династия царей нашей страны до самого покорения ее кочевниками! Ну, а дети степей – они как сороки, всегда любили все красивое и блестящее. Под их влиянием этот поразительный артефакт был оставлен, и одному из царей в году пятнадцатом от начала ига – они сохранили местную царскую фамилию, видите ли вы, хоть и номинально! – была сделана корона иная – золотая, с самоцветами, как у всех! А старая, стальная, была позаброшена-позабыта как нечто недостаточно ценное для сокровищницы, не слишком красивое для коллекции, но то, что просто отправить в переплавку или выбросить было всё-таки жаль. Кто-то – наверное, один из царских архивариусов – положил ее в этот мешок и написал, что, может статься, еще придет день, когда сгодится и она.
– Посмотреть-то можно? Раз уж пришли? – заинтригованная, хоть и ни в какую не желающая в этом признаваться, Серафима капризно покосилась на учителя.
– Да, конечно! Только осторожнее!
И дед Голуб, покопавшись в шкафу у стола, бережно извлек из пропахших пылью и древоточцами недр обещанную стальную диковину и протянул царевне.
– Тяжелая… – бережно взвесила она в руках колюще-режущий головной убор из превосходной оружейной стали. – И острая… до сих пор… Если такую подложить на стул… Кхм… Не удивительно, что при первой возможности цари Костей поспешили перейти на что-нибудь полегче и помягче.
Иванушка опасливо принял корону у нее из рук и с любопытством осмотрел при свете волшебного светильника-восьмерки, подвешенного к пустому подсвечнику на столе у старика.
– Простая… без украшений… рельефов… вставок…надпи…
– Там что-то есть! – поднырнула внезапно под локоть супруга Сенька и, рискуя здоровьем, ткнула пальцем во внутреннюю сторону обода в обход Ивановой ладони. – Там буквы!
– Где?! – вытянули шеи мужчины.
– Так не видно, а если наклонить, то они тень отбрасывают! – Серафима азартно вытянула из несопротивляющихся пальцев Иванушки артефакт и поднесла к свету. – Вот! Дед Голуб, что там написано?
Порывшись в словаре, почесав в лысинке, подергав бороду и помычав что-то под нос, помахивая для вдохновения в воздухе пальцем в опасной близости от переводимого объекта, старик минут через пять, полуприкрыв глаза, торжественно продекламировал:
– «Корона Царства Костей не украшение, но тяжкая ноша достойнейшего. Получи ее с честью и по праву. Носи с умом и не считай за должное. Расстанься по своей воле и свой срок.».
– Царь страны – ее ум, честь и совесть, – с невеселой усмешкой тут же перефразировала надпись Сенька. – Эх, древние костеи… Ваши бы пожелания – да хоть какому-нибудь бы богу в уши.
– Да брось, Сень… – неуверенно повел плечами Иванушка. – Всё еще наладится и будет хорошо… Вот увидишь…
– За что я тебя люблю, Вань, так это за твой непроходимый оптимизм, – грустно ткнулась лбом ему в щеку она.
* * *Восторга, как Серафима и предвидела, среди претендентов на престол их предложение о проведении конкурса не вызвало, но всё равно победило как единственное в своей категории, и жюри из глав гильдий городских ремесленников под председательством лукоморской четы было автоматически сформировано в этот же день.
Торжественное подписание клятвы на специально сооруженном помосте на Базарной площади и оглашение заданий в присутствии народа было назначено на завтра.
Конечно, до этого пришлось долго и терпеливо объяснять претендентам, что это за клятва и зачем она нужна, но через полчаса, когда упорствовать в непонимании было уже неприлично[12], бароны и граф пожали плечами: мол, что на это они могут возразить – уже всё возражено, и нехотя одобрили Иванову идею.
– Замечательная мысль, царевич… так сказать… на удивление замечательная… не ожидал от тебя… – едва не похлопывая покровительственно Ивана по плечу, дышал ему в самое ухо утренней луковой похлебкой с креветками барон Жермон.