А вот эсеры с их идеями на злобу дня большевиков очень даже сильно тревожили. И особенно их беспокоили так называемые черновцы, составившие большинство Учредительного собрания, и лидер которых к тому же ещё и занял председательское кресло российского всенародного форума. Мало того, что эти люди вполне могли продублировать в стенах зала заседаний декреты советской власти о земле, так они имели все возможности ещё и переиграть большевиков, что называется, на их же собственном поле. Стоило только агитаторам от эсеровской партии разъяснить крестьянам, только что получившим вожделенные помещичьи заливные луга и чернозёмы, что большевики опять хотят загнать их в кабалу, но на сей раз к чиновнику-бюрократу из сельхозуправления. А также, — что в каждой деревне будут созданы теперь сельхозпредприятия, на которых крестьян лишат всякой предпринимательской инициативы и всех уровняют (и тунеядцев, и трудоголиков) в распределении доходов…
Эсеры же могли предложить российскому крестьянству рыночный вариант развития товарно-денежных отношений в сельхозпроизводстве, доказавший на практике свою высокую эффективность. Вместе с тем они предлагали исключить из рыночных отношений институт частной собственности на средства производства, достаточно плохо себя зарекомендовавший в ходе исторического развития. Это могло в корне поменять отношение русского крестьянина к большевикам и переманить значительную и главным образом деловую (читай: самую передовую и активную) часть русских хлеборобов в лагерь эсеров-интернационалистов, как ещё иногда называли сторонников группы Виктора Чернова. Данное обстоятельство являлось для большевиков почти смертным приговором, и именно тем неудобен был «селянский министр» (так Виктора Михайловича иногда величали в шутку его оппоненты, не подозревая, однако, что тем самым абсолютно точно определяли его главный политический козырь или конёк).
Таким образом, вождь мирового пролетариата внимал речам вождя российского селянства (90 % населения России на тот момент) и понимал, что он вполне может и проиграть ему честную политическую схватку за власть… может и выиграть, конечно… но наверняка может и проиграть… процентов 90 за то, что может проиграть. Поэтому во спасение интересов мировой пролетарской революции сорокасемилетний Владимир Ульянов (Ленин) принял решение, несмотря ни на что, всё-таки разогнать Учредительное собрание, рассориться окончательно с российской демократической оппозицией и попросту забыть с того дня, как вообще её зовут…
Надежда на выправление курса русской революции появилась у Виктора Чернова и его товарищей полгода спустя, летом 1918 г., когда силами вооруженных подпольных организаций, возглавляемых эсерами, при поддержке частей Чехословацкого корпуса на территории Сибири, Урала и части Поволжья оказалась свергнута советская власть. А в сентябре того же года в г. Уфе состоялось расширенное совещание представителей всех демократических сил, на котором предполагалось избрать новое Временное Всероссийское правительство, главной задачей которого должны были стать подготовка и созыв съезда членов прежнего Учредительного собрания, исключая депутатов-большевиков, конечно.
Центральный комитет партии социалистов-революционеров принял решение, что второй по популярности человек в партии — Николай Авксентьев — займёт пост председателя нового Временного правительства, а лидер партии Виктор Чернов станет вновь председателем Учредительного собрания. Расклад чисто теоретически оказался очень грамотным, но, как показала практика, абсолютно неверным, приведшим в конечном итоге к полному поражению эсеровского движения в условиях разрастающейся Гражданской войны. Ошибочен, в первую очередь, оказался выбор Н. Авксентьева на пост главы Уфимской Директории. Надо сказать, что Николай Дмитриевич Авксентьев возглавлял правое крыло в эсеровской партии и был, пожалуй, примерно такой же социалист, как Папа Римский — протестант. Ведущие же деятели Самарского КОМУЧа, руководившие антисоветским восстанием на Волге, и особенно члены Западно-Сибирского комиссариата ВПАС, организовавшие и возглавившие точно такое же выступление на территории Сибири, являлись ревностными сторонниками поистине социалистических идейных установок Виктора Чернова в партии. Поэтому, когда в ночь на 18 ноября в Омске арестовывали «уфимских директоров» во главе с Авксентьевым, никто из сибирских эсеров не выступил в их защиту.
К тому же, за два месяца до этих событий, когда наиболее решительная часть эсеровской фракции Сибирской областной думы во главе с Павлом Михайловым вошла в конфликт с теми силами в Омске, которые впоследствии привели к власти адмирала Колчака, Авксентьев и компания, находясь в Уфе, попросту сдали товарищей по партии, позволив томским властям арестовать взбунтовавшихся черновцев и отправить их под усиленной охраной в губернскую тюрьму. А спустя некоторое время, 10 ноября 1918 г., ровно за неделю до своего собственного ареста колчаковцами, Николай Авксентьев, тогда ещё глава правительства Уфимской Директории, находясь в Томске, правительственным рескриптом закрыл (распустил) Сибирскую областную думу, большинство членов которой, так же как и Всероссийского Учредительного собрания, составляли эсеры, тем самым окончательно отвратив от себя всех потенциальных союзников и рассчитывая, видимо, только на поддержку иностранных консулов в Омске. Но те к тому времени уже сделали ставку на А.В. Колчака.
Последний, придя к власти, посчитал, что Учредительное собрание в том составе, в котором оно оказалось выбранным в ноябре 1917 г., может помешать ему в борьбе с большевиками, и отдал приказ — под охраной доставить членов УС, собравшихся в Екатеринбурге, в Челябинск, в то время ещё совсем маленький и захолустный уральский городок, а потом и вообще отправить куда-нибудь подальше с глаз долой. Особо строптивых и несогласных с такими «перспективами» членов Собрания велено было задерживать и направлять уже под конвоем для тюремного содержания в Омск. Насчёт Виктора Чернова, находившегося с ноября 1918 г. в Челябинске, поступило специальное распоряжение о немедленном аресте. Однако охраняемый достаточно серьёзной группой вооруженных боевиков лидер эсеровской партии сумел незаметно скрыться из города.
Идея белого движения в чистом виде, как известно, не состоялась, все белогвардейские армии были разбиты красными что называется в пух и прах. Не помогли — ни смена лидеров, ни смена командующих, ничего. Об эсерах западные «сценаристы» опять вспомнили только тогда, когда адмирал Колчак, увы, с камнем на шее уже лежал на дне Ангары, а жалкие остатки белых частей красные добивали в Крыму и в Приморье. В тех условиях эсеры оказались опять-таки последней реальной политической силой, способной ещё хоть как-то противостоять большевиками. В союзе с анархистами им в 1921–1922 гг. удалось организовать несколько крупных вооруженных выступлений в Кронштадте, на Тамбовщине, а также в Сибири. Однако Виктор Чернов в это время уже находился в эмиграции, за границей и не мог непосредственно повлиять на развитие событий в России. В течение 20-х годов он ещё как-то пытался вновь возродить эсеровское движение и продолжить борьбу за идеалы русской демократической революции, но тщетно. В 30-е годы его влияние в эмигрантских кругах вообще заметно снизилось, и тогда он фактически уже навсегда отошёл от активной политической деятельности. После окончания Второй мировой войны Виктор Михайлович переехал из Франции в США, где и умер в 1952 г.
Чечек Станислав — 32 года в 1918 г., чех по национальности, родился в местечке Лишна, неподалёку от Праги, в семье лесника, окончил Пражскую торговую школу (училище) и высшую торговую академию (институт) в Лейпциге. По окончании учёбы в течение года проходил службу в австро-венгерской армии и получил чин офицера запаса. После увольнения с воинской службы работал в частном банке в Праге. В 1911 г. Чечек переехал в Россию и занял должность бухгалтера в представительстве фирмы «Laurin & Klemеnt» (впоследствии автоконцерн «Шкода») в Москве.