S
Площадь пола равна
двум сплетенным телам, ковру,
белоснежной шкуре, горящему циферблату,
шуму дождя за окном, отпечаткам рук
на вспотевшем стекле…
Площадь равна квадрату
притяжения, сумме выдохов, тишине,
нежной дрожи, которую
держишь, изнемогая…
Площадь пола равна бесконечности.
Ты во мне.
Это самая верная формула, дорогая.
Я не хочу ни о чем жалеть...
***
Я не хочу ни о чем жалеть. Господи, слышишь, давай запишем это мгновение – милость нищим детям, играющим на земле. Мы беззащитны. С Твоих подошв ловим песок – из него и строим. Господи, трое нас. Видишь – трое. Как и Тебя. Значит, Ты поймешь. Дай нам по вере, скрепи водой хрупкие стены песчаных хижин, духом войди в них, как входит рыжий солнечный отрок в небесный дом. Дай нам почувствовать свет и боль, нас, триединых, храни такими…
Ты написал меня, дал мне имя.
Дай же мне, Господи, быть собой.
Я вхожу в тебя медленно...
***
Я вхожу в тебя медленно. Медленно, чтобы ты ощутила и влагу гласных, и соль согласных, чтобы, стекая по пальцам, мои черты становились неясными, голос казался красным, а молчание – белым, каждый горячий знак оставался на коже – градацией напряженья, пунктуацией всех оргазмов, стихов, атак, обрекающих на дыхание и движенье подо мной, между строк, пробелами, от ключиц, по рукам, от плеча к запястью и вверх – губами обводить этот контур, к нему подбирать ключи, приникать, словно море, которое мыс купает в своей пене и ластится, глядя, как он горит в обнаженных лучах, рассыпаемых небом вместо золотых лепестков…
Волна сохраняет ритм.
Я вхожу в тебя нежно и медленно. Каждым текстом.
Останови меня на полпути...
***
Останови меня на полпути к знакомой пропасти… Я помню эти скалы, земную твердь, сведенную оскалом, и шрам обрыва… Видишь, впереди густой туман – в него скользит песок с крутого склона… Камни, осыпаясь, рождают в недрах эхо, и слепая земля поет на сотни голосов – не ангельских, не демонских – но тех, кому нет места в каждой из епархий… И я пою. И звук горчит, и пахнет бессмертием, разлитым в темноте. Останови меня. Ее края расходятся, как вспоротая рана, но пропасть дышит, чувствует, и странно, что там внутри однажды буду я. Смотреть нельзя. Упавших не спасти. Тропинка петли путает устало…
Но я иду.
Я помню эти скалы…
Останови меня на полпути.
Inside
***
Давай просто переживем эту зиму (с)
Все, что в нас остается – невыносимо. Оно не проходит в узкие двери сердца. Дорогая, давай прочувствуем эту зиму. После придет весна, я смогу согреться, выберусь из него, распахну калитку, вырвусь на волю словом твоим, слезами… Как же нам тесно в нем, когда дверь закрыта… Только вот мы его выбирали сами. Помнишь, искали – в газетах, на сайтах, просто на остановках, мучили всех знакомых: нет ли свободного сердца?.. А планировка, площадь, удобства и прочие знаки дома были бессмысленны… Нам так казалось… Если мы будем рядом, зачем нам еще пространство?.. А вот теперь вдвоем в этом сердце тесно – нет горизонтов для песен, стихов и странствий, странностей, страхов… Даже для страхов, слышишь? Ты не боишься. Я не боюсь сильнее. Просто бояться некуда – эта крыша нас замыкает… Небо уже светлеет. Сердце сжимается. Мы так близки, что мимо нас пролетает солнечный яркий мячик…
Мы неизбежно прочувствуем эту зиму. Вдвоем в этом сердце просто нельзя иначе.
Я хочу тебе сниться...
***
Я хочу тебе сниться – без нелепых предлогов, без замков и паролей, без звонков и советов, я хочу проникать в твои сны понемногу, сквозь закрытые веки согревающим светом, растворяющим звуком, осторожным касаньем, поцелуем и вдохом, отпечатками пальцев… Я хочу заходить к тебе в сон, воскресая, наполняясь тобой, и в тебе оставаться, прорастать, принимать твои теплые соки, распускаться цветком, раздвигая границы ощутимого мира… Ты не знаешь, насколько я люблю тебя.
Нет, я хочу тебе сниться.
Любовь не измеряется...
***
Любовь не измеряется. Она соизмеряет, делая возможной ту глубину, что ощущаешь кожей, нырнув в нее и достигая дна, сливаясь с ним – моллюском, плавником, крылом коралла, лентами растений, колеблемых волнами, словно тени, скользящие под водным потолком. В любовь не погружаются, в нее срываются с отвесного обрыва, и камнепад – рифмованный отрывок – взрывает ритмом тихий водоем. В любви не остаются, как на дне не замирают – таинство течений меняет свойства, формы и значенья, препятствуя бушующему вне другому миру, где идет война ориентаций, партий и религий…
Любовь не измеряется. Она соизмеряет равное с великим.
След
***
Ты знаешь, мама, там, за тростником, в излучине ручья, в песчаной складке я видел след – загадочный и гладкий, как будто ил лизнули языком неведомые звери… Я пошел на запах вдоль воды и незаметно я покорился пойманному следу, он врос в меня и стал моей душой, я полз за ним – безропотно, легко, я был игрушкой, ласковым котенком, идущим вслед за призрачным и тонким натянутым над миром поводком. И вот когда ручей вобрал в себя бесчисленные слабые притоки и стал рекой, я встретил их… двуногих… безродных безволосых обезьян… Но я не знал, не ведал, что вело меня туда, какой безумной силой меня влекло… Мне так невыносимо хотелось взять их странное тепло, уткнуться мордой в жесткую ладонь, почувствовать, как льется из-под пальцев податливая шерсть… И так остаться… И навсегда забыть тебя, и дом, и наш тростник, и логово у пня, и крик предсмертный пойманной добычи… Когда я шел, я предавал обычай. Но этот запах был сильней меня. И в тот момент, когда я был готов упасть к ногам, уже устав от бега… Он стал другим. Я видел Человека. Я видел взгляд, в котором сто костров сжигали все… Я, чуял, не дыша, его слепую ненависть и ярость… И замер нож на миг перед ударом, и этот нож на мне оставил шрам– уродливую метку, что смогла вернуть мне силу раненного зверя… Я убивал его, уже не веря в свою любовь, которая вела меня сквозь лес… Я был в его крови, ее тепло, ее соленый привкус прошли волной по телу – от загривка до кончика хвоста… Останови ее поток! Теперь она во мне живет извечной мучающей жаждой… И я вернусь, вернусь туда однажды, поймаю след и побегу за ней…
Ты знаешь, мама, на сырой земле, за тростником ручья, в песчаной складке я видел след – загадочный и гладкий… Я видел след… Я снова видел след.
Риторическое
***
Скажи, о чем ты думаешь сейчас, играя мной с беспечностью ребенка? Один закон – где рвется, там и тонко. И не пытайся больше исключать меня из тех, кто верил, но устал, не получив знамения… Однажды ты превратишься в маленький бумажный кораблик – там, под арками моста, и поплывешь в слепой водоворот, и позовешь… На набережной пусто. Не быть твоей – особое искусство. Я совершенствуюсь… Уже который год.
Дыхание
***
Дыши со мной. По слову, по глотку впускай меня, я обретаю запах, узор и ритм, врываюсь и внезапно, прерывисто едва касаюсь губ, щеки, волос, чуть влажных, словно стих недавний дождь… Дыши. Я продолжаюсь внутри тебя – гипнозом, миражами, хранящимися в паузах моих… Я поднимаюсь, свод твоей груди запоминая долго и подробно, я становлюсь глубоким, холотропным, я вспоминаю прерванный мотив древнейшей песни, я перехожу из альвеол расправившимся звуком в предсердие, где соткано из стука мне полотно, скрывающее шум бегущей крови… Там, в его тиши, я замираю, чтобы на мгновенье постичь себя в тебе, и снова тенью рассеяться…