– Когда оно оправдано, Вольф.
Их нагнал Дитрих фон Хайнике.
– Раньше времени прихожу не только я, – проговорил он.
– Только не говорите, что сегодня к нам пригласят каких-нибудь весьма сомнительных личностей, за поведением которых мы будем наблюдать из темноты или в режиме дистанционного наблюдения, – сказал Вольф.
– Это встреча, которую готовил мой шеф, но не я лично, – парировал Дитрих. – Его квалификацию, естественно вы не будете подвергать сомнению?
Вопрос был поставлен слишком жестко, чтобы не задеть Вольфа Шпетербаума. Они уже проходили в зал для будущей встречи. Отто Буркхард привычно занял места слева, где по традиции располагались офицеры бывшей ГДР. Она сохранялась с тех пор, когда Штази проиграли битву за страну, снова возникла во времена знаменитого конфликта, с того момента, когда только их помощью она была спасена, и поддерживалась до сих пор. Во времена эпидемии военные на общих собраниях не забывали о том, что кто-то из их коллег из-за работы рисковал принести вирус даже на работу. Тогда левые, усилиям которых в конечном итоге страна и мир были обязаны выживанием, оправдывали свой выбор места желанием немного поддержать карантин, а не подчеркнуть политические убеждения. Последнее было особенно сложно в оборонном ведомстве, где всем бывшим Штази приходилось выслушивать саркастические шутки вроде: «Ну и когда вы привезете такой-то стране поддержку в закрытом вагоне?» Дежурных ответов таким задирам не было, но парировали чем-то вроде: «Зато мы сумели продержать у власти порядочного немца из маленьких людей». Вольф расположился слева от него, когда Отто жестом предложил занять место рядом.
Фон Хайнике подошел к правой стороне большой комнаты с огромным столом для совещаний. Ее центр был пустым. Сам стол мог быть круглым, но военные придерживались традиции, которая требовала подчинения низших чинов, в том числе и в случае, когда ради него приходилось пожертвовать собственной жизнью. Кроме того, традиция круглого стола напоминала о древнеанглийских легендах о короле Артуре, который устроил что-то вроде Политбюро ЦК КПСС со своими влиятельными лордами. Протокольное поведение в те далекие времена сделало возможным изменить дворцовые правила ради усиления верности союзников, которым не прощали разве что роман с королевой. Дитрих был из той группы людей, которая считала, что Германия, в составе какого союза она бы не находилась, не должна быть слепым подражателем и уж тем более не вставать на позиции подчиненных. Только подчиненных державе, которая когда-то сделала половину мира частью своей империи, а позднее, потеряв могущество с защищенными границами страны, снова пошла в бой. Фон Хайнике всерьез считал программирование, захватывающие страны и умы и переводя любой язык общения на английский – это точно такая же война, как система засылки диверсантов, лоббирование разорительных для противника законов и засылка в чужую страну орд журналистов, которые только и бегают по чиновникам, задавая им острые и неудобные вопросы. Конечно, с последующей публикацией всех возникших приключений, хорошей оплатой за риск и тщательной защитой, даже если ради ее осуществления агентов для СМИ придется нанимать в других странах, а после возникновения самых серьезных проблем добиваться их депортации на родину. Коллеги иногда шутили, намекая, что предки фон Хайнике получили дворянство, купив нужные документы на деньги, заработанные королями пивного бизнеса. Он всегда говорил, что это неправда. Если его удавалось прижать к стенке, объяснял, что короли бизнеса, мировой торговли, имели право на продвижение по служебной лестнице в той самой стране, ради благосостояния которой они работали из поколения в поколение. Единственное, чего он не любил, так это когда у него спрашивали о доходах и оборотах. Фон Хайнике знал, что чужая зависть может сделать с человеком то же самое, что и наступающий противник. В прочих случаях его нельзя было назвать человеком, который готов выслушать все, что угодно, без последствий для слишком бойких.
В зал вошел Шнеешварцвальде, подающий надежды шеф по азиатскому региону. Он устроился недалеко от генерала Буркхарта и стал просматривать документы. В этой комнате существовало негласное табу на использование электронных устройств любым из гостей. Все прослушивающие и влияющие устройства, какого бы они ни были типа или производства, мог пронести в зал или установить за его стенами только шеф контрразведки, Вальтер Берггеен. Но даже он старался отказываться от любых установок.
– Я предпочитаю военных, у которых есть собственное поле, которое позволяет им защищаться своим умом и талантом,– говорил он. – Если его не будет или если оно не появится вследствие естественного отбора лучших, работу оборонного ведомства можно считать почти обманом собственной страны. Но мы не можем позволить себе лжи, если речь идет о ее защите.