В воскресенье утром, Шакал упаковал чемоданы и неторопливо повел машину по фламандским пригородам, останавливаясь, чтобы прогуляться, в Генте и Брюгге. Он отведал превосходный бифштекс, поджаренный на дровах в ресторане Сифон в Дамме и пополудни повернул машину обратно к Брюсселю.
Перед тем как отправиться спать, он попросил горничную разбудить его пораньше, заказал завтрак в постель и ленч в дорогу, объяснив, что на следующий день собирается добраться до Арден и посетить могилу старшего брата, погибшего в битве при Балже между Бастонем и Малмеди. Горничная проявила значительное участие, пообещав разбудить англичанина в назначенное время. Мсье может не сомневаться, что начнет свое паломничество вовремя.
В Риме Виктор Ковальский провел гораздо менее беззаботные выходные. В назначенное время он регулярно появлялся для выполнения своей караульной службы. В часы дежурства он спал мало, в основном полеживал на койке в стороне от главного прохода, курил и потягивал крепкое красное вино, которое специально для восьми состоявших в охране экс-легионеров доставляли из-за границы в огромных, четырехлитровых флягах.
Дешевое алжирское "пинар" не шло ни в какое сравнение с итальянским "россо", пузырящимся внутри жестяных легионерских кружек, подумал он, но это все же лучше, чем ничего.
Обычно Ковальский долго решался на какие-либо поступки, если ему на помощь не поступало указания сверху или же если он не руководствовался постоянно действующим приказом. Однако в понедельник утром он принял решение сам.
Он уедет ненадолго, возможно, всего на день или два, если нет прямой авиалинии. В любом случае, этим нужно заняться. Потом, по возвращении, он все объяснит патрону. Ковальский был уверен, что тот поймет, хоть и порядком рассердится. Он подумал, что, может быть, стоит все рассказать полковнику и попроситься в отпуск на 48 часов. И все-таки Роден, при всех своих хороших качествах боевого офицера и руководителя, мог запретить ему эту поездку. Он ничего не поймет о Сильви, а Ковальский знал, что объяснить все словами не сможет. Нет, ничего не сможет объяснить. С тяжелыми мыслями он заступил в понедельник на утреннее дежурство. Его сильно беспокоило то, что в первый раз за всю службу легионером ему придется уйти в самоволку.
В это же самое время Шакал встал и тщательно подготовился к предстоящей поездке. Сначала он принял душ и побрился. Затем съел великолепный завтрак, оставленный на подносе у кровати. Достав из гардероба чемодан с винтовкой, он заботливо обложил каждый компонент раскладного оружия несколькими слоями пенопласта, скрепив куски шпагатом. Все это легло на дно рюкзака. Сверху бросил банки с краской, щетки, грубые коттоновые брюки, клетчатую рубашку, носки и ботинки. В один карман рюкзака засунул хозяйственную сетку, в другой - пачку с патронами.
Он надел обычную повседневную рубашку, из тех, что были в моде в 1963 году, легкий серый костюм, отказавшись от тяжелого шерстяного в клетку, и пару легких черных туфель от Гуччи. Черный шелковый галстук дополнил ансамбль. Шакал спустился к машине, припаркованной на стоянке у отеля, и запер рюкзак в багажнике. Вернувшись в фойе, он взял свой упакованный ленч, кивнул в ответ на пожелание клерка приятного путешествия и к девяти уже выезжал из Брюсселя по старому шоссе Е-40 в направлении Намура. Загородная местность уже плескалась в лучах света, что предвещало жаркий день. По карте до Бастони было 94 мили, к которым англичанин добавил еще несколько, необходимых для поисков укромного местечка среди холмов и лесов к югу от небольшого городка. Он высчитал, что к полудню легко одолеет сотню миль, и гнал свою "Симку Аронд" вдоль плоской, прямой магистрали, рассекающей Валлунскую равнину.
Еще до того, как солнце достигло зенита, он проехал Намур и Марш и, следуя за дорожными указателями, направился в сторону Бастони. Миновав небольшой городок, который был разодран в клочья орудиями "королевских тигров” Хассо фон Мантойфеля зимой сорок четвертого, он свернул на южную дорогу, ведущую к холмам. Лес становился все гуще, извилистая дорога все чаще проходила в тени огромных вязов и буков, сквозь которые едва пробивались солнечные лучи.
В пяти милях за городом Шакал нашел узкую колею, уходящую в лес. Он свернул на нее и еще через милю увидел небольшую тропку, петляющую в лесу. Он повернул машину, проехал вдоль тропки и остановился в гуще растительности. Шакал выкурил сигарету, прислушиваясь, как тикает, остывая, двигатель, шепчется ветер в кронах деревьев и воркуют в отдалении голуби.