Патрик снова обернулся к толстяку:
— Что делает тебя сильным?
— Безучастность!
— Безучастность, — многозначительным эхом повторил священник.
— Клянусь, святой отец, я буду безучастен как скала!
В доказательство Бран стукнул себя в грудь и зверски выпучил глаза.
«Вздохи! — подумал Патрик. — Как бы пригодились вздохи…»
Оставшись один, он не сразу вернулся в церковь, а постоял на берегу, глядя в ту сторону, где дрожала и вновь натягивалась тонкая нить горизонта. Со стороны казалось, будто священник о чем-то размышляет. На самом деле Патрик высматривал плавучие средства.
Ничего. Ни лодки, ни даже самого завалящего плота. Патрик весь превратился в зрение; он видел чаек, ныряющих за добычей в трех милях от берега, видел дрейфующий ковер водорослей, рассматривал унесенный отливом труп собаки, который облепила стайка рыбешек… Тончайшая настройка всех систем позволяла ему улавливать движение огромной рыбины, стремительно движущейся на глубине к месту пиршества. Он мимоходом фиксировал ее размеры и скорость, отмечая, что подобные существа прежде не появлялись возле этих берегов.
Но лодки не было. Со взрыва прошло девять дней: если бы кто-то выжил, они бы уже добрались сюда.
Будь Патрик человеком, он бы застонал от разочарования. Но Патрик был андроидом и столь яркие выражения чувств не входили в его программу — разве что в качестве демонстративной имитации переживаний. За те двести восемнадцать лет, что он нес слово Божье людям в своем посёлке, необходимость в подобной демонстрации не возникла ни разу.
Ну ладно. Допустим, не совсем божье. Временами Патрик задумывался, всем ли андроидам серии «пастор» была отпущена создателями — какое дивное слово в данном контексте — завышенная доза цинизма. И если да, то какими соображениями они при этом руководствовались.
Нельзя сказать, чтобы Патрик откровенно глумился над своей паствой. Нет, он делал это тайно, смакуя и наслаждаясь вкусом собственных шуточек, не понятных ни одному существу, кроме него.
Грубоватым вкусом, по правде говоря. Заимствованная память подсказывала Патрику сравнение с гамбургером, но сам он склонялся к куда более знакомой варёной репе.
Коллекция сохранившихся у них фильмов и так-то не была обширной, но Патрик выбрал из нее самый качественный, сочный трэш. Восемь лент. Он знал наизусть каждую сцену, мог повторить любой диалог. Держа в голове многовековую мудрость человечества и при этом ведя своих подопечных к спасению дорогой, вымощенной цитатами из историй о придурках, маньяках, наркоманах, психопатах, вурдалаках и прочем отребье рода людского, в глубине несуществующей души святой отец хохотал как гиена и валялся в траве точно молодой конь, разбивая копытами воздух над головой и содрогаясь в пароксизмах смеха.
Кто сказал, что у андроидов не бывает чувства юмора?
«Тебе повезло, что ты еще дышишь. Не говоря о том, что можешь ходить. Предлагаю немедленно этим воспользоваться».
Двести лет Патрик вколачивал эту нехитрую Истину Двух Стволов в головы прихожан. Воспользуйтесь, дети мои! Воспользуйтесь каждым мигом, дарованным вам.
Священник криво усмехнулся.
А теперь, когда самому надо выбирать, что предпринять, он стоит тут дурак дураком и понятия не имеет, что делать дальше.
Чему ещё учат Два Ствола?
«Твоя тупость может тебя спасти».
Похоже, пришло время тупых решений. Вряд ли осмотрительность и интеллект в данном случае могут помочь. Остальным не помогли.
Первый взрыв случился восемьдесят четыре года назад. Расстояние до эпицентра составляло больше трехсот миль: ни почувствовать, ни услышать его Патрик не мог. Однако внутри сложно устроенного организма андроида включился сигнал, оповещающий о произошедшем, и спящая до этой поры приемная утилита скомпоновала и швырнула ему изнутри в лоб туго скрученный ком воспоминаний, принадлежащих другому.
Он увидел поселение, располагающееся на высоком берегу — такое же, как и его собственное, но с крепким частоколом и даже сторожевой башней. Увидел ощетинившийся непонятными иглами (антенны? щупы?) шар, выкатывающийся из воды. Расплющенных тварей, вываливающихся из шара и бегущих к частоколу с ровным безжизненным стрекотом. Твари были похожи на плоских металлических клопов размером с овцу, но чутье подсказывало ему, что металла в этих гадах не больше, чем в нем самом.
Одно не вызывало сомнений: это автоматика, а не живые существа. Патрик понимал, что даже в самых зараженных областях ни один вид не способен измениться так сильно — а значит, это порождение человеческих рук.