В то время когда Дэн приехал учиться, сталинский комвуз считался одним из крупнейших в советской России. В нем насчитывалось 1664 студента почти всех национальностей Востока. Среди них китайцев — более ста человек, причем большинство из Европы114.
В Москве Дэн встретил много знакомых по жизни во Франции[19], в том числе бывшего вождя Европейских отделений Компартии и Комсомола Китая Жэнь Чжосюаня (псевдоним — Рафаил). Под его руководством он работал несколько месяцев в Париже и Лионе, и именно с арестом Жэня летом 1925 года было связано его вхождение в когорту партийных лидеров. После депортации из Франции Жэнь находился в Москве уже два месяца, но не столько учился, сколько занимался общественной деятельностью. За несколько дней до приезда Дэна его избрали секретарем Московского отделения Компартии Китая, и он чувствовал себя «на коне». 19 января он оформил всех вновь прибывших в члены этой организации115 и, к удивлению многих, обязал всех подчиняться военной дисциплине.
Московские нравы отличались от парижских: члены местных ячеек Компартии и Комсомола Китая жили практически на казарменном положении. Так было всегда, начиная с создания этих организаций в декабре 1921 года. И инициаторами этого были отнюдь не российские большевики, а сами китайские вожаки ячеек, считавшие своим долгом выжигать каленым железом из сознания подчиненных якобы унаследованные ими от «отсталого патриархального общества» старые представления. Вот что вспоминает по этому поводу знакомый нам Чжэн Чаолинь (псевдоним — Марлотов), приехавший в Москву на три года раньше Дэна, весной 1923-го: «Они [члены Московского отделения китайской компартии] были разделены на вождей и массы. Вожди отдавали приказы, а массы их выполняли. Вожди вели себя так, как будто не являлись такими же студентами, как другие, а их учителями… Во Франции у нас тоже были вожди, но они завоевывали положение естественным путем, благодаря политической активности (среди студентов — участников программы „прилежной работы и экономной учебы“ и китайских рабочих). Мы искренне принимали их как наших вождей, но считали товарищами, может быть, более способными, но тем не менее такими же, как мы… Представление же о вождях московских студентов коренным образом отличалось от нашего… Они не только раболепствовали перед ними публично, но не смели даже высказывать свое недовольство в частной беседе… Мы были разделены на несколько ячеек, по четыре или пять человек в каждой… Ячейка собиралась на заседания раз или два в неделю. Кроме того, было бесчисленное количество других собраний и митингов, которые длились по два, три, а то и четыре часа. Атмосфера была горячей, взвинченной и напряженной. Что мы делали? Ничего. Какие теоретические исследования проводили? Никаких. Большую часть времени занимала „критика индивидуализма“. Обвинения никогда не были по существу. Люди сводили счеты: „Ты слишком индивидуалистичен! Ты эгоист! Ты чересчур мелкобуржуазен! У тебя склонность к анархизму! И т. д.“. Те, кого критиковали, бросали потом те же обвинения в адрес своих критиков. А в результате всё заканчивалось тем, что люди краснели и семена ненависти взрастали в их сердцах» 116.
И хотя Жэнь тоже приехал из Франции, он быстро воспринял стиль «москвичей», а став секретарем, продолжал насаждать его. Оправдывая свою политику, он позже писал: «Нашим методом был ленинский принцип партийной самокритики… Ведь все студенты являлись интеллигентами, выходцами из мелкобуржуазных классов, поэтому, принимая во внимание, что компартия является политической партией пролетариата, мы считали необходимым заставить их трансформировать свое мелкобуржуазное сознание и сменить свой буржуазный окрас. Это означало, что студенты должны были перестраивать себя во всем — в мыслях, словах, делах, поведении, но, если они этого не делали, мы их критиковали, причем сурово, до тех пор, пока они не перестраивались»117.
Несмотря на знакомство с Дэном, Жэнь тут же стал «перестраивать» и его. Уже через неделю после прибытия Дэн должен был выступить с самокритикой. И он, как послушный член партии, представил письменное заявление: «Хотя я и приехал сюда недавно, организация уже подвергла меня совершенно справедливой критике для того, чтобы я знал свои недостатки и продвигался вперед по пути самосовершенствования и успешного превращения в настоящего коммуниста. Я уже преисполнился решимости исправить ошибки, чтобы достичь позитивных результатов»118.
19
Из трехсот членов Европейских отделений Компартии и Комсомола Китая в то время в Москве учились более двухсот.