Жизнь потихоньку начала налаживаться. В четверг Лиза вернулась домой, и Вика уже собралась проведать её на следующий день перед занятиями, как квартиру Быстрицких неожиданно навестила классная руководительница. После короткого вступления она объяснила Быстрицкой-старшей, что пришла «поговорить по поводу поведения дочери и психологического климата в детском коллективе». Сама Виктория, которую классная дама попросила остаться в комнате (и на которую, судя по всему, этот спектакль и был в первую очередь рассчитан) понемногу приходила в бешенство. Вот только этому руководящему недоразумению о психологическом климате и говорить!
Евгения Семёновна была их «классной» уже пятый год. И постоянно любила говорить: «Школа — это второй дом, поэтому учитель должен стать вторым родителем». Женщина постаралась, чтобы все девочки постоянно бегали к ней со своими секретами, а она «направляла их своим жизненным опытом». К тому же «старший товарищ» старалась «помогать развитию наиболее ярких и талантливых личностей» и «поддерживать мягкий климат общего сотрудничества и взаимодействия учеников» — по крайней мере, так было на словах.
В жизни все получалось иначе. Учительница заводила себе любимчиков, которым прощалось то, что остальным было строго запрещено: ведь творческие личности такие хрупкие и ранимые!.. Евгения Семёновна любила наглых, нахальных — и совсем не видела скромных и застенчивых. А «поддерживание климата» приводило к тому, что она просто вежливо не замечала, когда одни бессовестно затирали других: ведь и какие-то стенгазеты выпускаются, и в школьных мероприятиях активно класс участвует. И вообще хорошо, когда дети самостоятельные! А если рисуют одни, а вешают газету другие — её не волновало. И что-то делать Евгения Семёновна начинала только тогда, когда события откровенно выходили за рамки внешней благопристойности. Например, как сейчас.
Слушая длинную речь о «сотрудничестве и пользе добрососедских отношений между отдельными личностями коллектива», Виктория тихо зверела. А когда женщина перешла к своим задачам как педагога и заговорила о необходимости иногда вмешиваться в ситуацию — девушке очень захотелось крикнуть в ответ: «Где ты была, когда травили Лизу? Ты ведь всё прекрасно знала!» Но вместо этого она подчёркнуто спокойным тоном прервала словесные излияния:
— Объясните, пожалуйста, а при чём тут я?
Евгения Семёновна запнулась на полуслове и растерянно посмотрела на Вику как на заговорившую табуретку. По её многолетнему опыту девочка уже должна растеряться, чувствовать себя виноватой… расплакаться, наконец. Но чтобы так!..
А Виктория добавила в голос холода и продолжила, копируя манеру оппонента:
— Если отдельные личности в классе систематически занимаются хулиганством — это действительно очень плохо отражается на моральном состоянии всего коллектива. И то, что в мою обувь и сумку сыплют мусор — лично мне тоже неприятно. Кстати, пару раз даже ловила некоторых за руку. Подозреваю, пострадала не я одна. Но при чём тут я? Или, — тут голос девушки стал совсем ледяным, — вы считаете, что всё это моих рук дело?
Внезапно Вику поддержала мама. Старательно пряча в глазах смешинки, она продолжила:
— Евгения Семёновна, мы, конечно, просто беседуем. Но Вы, кажется, хотите обвинить в чём-то мою дочь? Да ещё и бездоказательно! — тут она сделала многозначительную паузу, а потом добавила. — К тому же, как я понимаю, Вы в курсе, что девочка и сама страдает от действий этих неизвестных злоумышленников?
Противник был повержен. Какое-то время Евгения Семёновна мямлила, пытаясь повернуть разговор в нужное русло, а потом сослалась на школьные дела, быстро попрощалась и ушла. Когда за ней закрылась входная дверь, Вика вполголоса сказала:
— Всё-таки подкладывать Таньке плюшевого мышонка не стоило… Но он был так похож на настоящего… — и они звонко захохотали на пару. Отсмеявшись, Вика пообещала, что так больше шутить не будет. А мама слегка пожурила её для проформы, но боевым настроем дочери осталась довольна. Ведь и сама она в молодости слыла изрядным сорванцом, который не давал никому спуску!
Какой разговор состоялся между «классной» и Ульяной, Вика так и не узнала — но гадить по мелочам склочницы прекратили. И потому новость, что со следующей недели их лишат субботнего выходного, совсем не испортила ей настроения. А когда на следующий день наконец-то сумела выбраться и навестить Лизу, то с облегчением подумала, что неудачная полоса, кажется, закончилась.