Любой звонок, даже в театре, раздается неожиданно. Опера предупредили о возможном визите, однако, когда в дверь позвонили, Тиша вздрогнул, подошел к двери на цыпочках и пьяным голосом спросил:
– Кто будет?
– Будет телеграмма, – ответил женский голос.
– Хозяин спит, а я открыть не могу, замки не освою, – жалостливо сообщил Тиша, – приезжий из Тамбова, положите в ящик.
Тиша не сомневался, кто за дверью, но в глазок глянул.
Перед дверью стояла женщина. И тут Тиша вспомнил, что пожарная лестница проходит рядом с окном третьей комнаты. Он был настоящий оперативник, не стал оборачиваться, шагнул к дивану, и если в квартиру уже проникли, а должны были, дело-то плевое, то из соседней комнаты через дверь его не видно.
– Так расписаться надо, – канючила почтальонша.
Тиша не ответил, подошел к двери во вторую комнату, как раз когда из нее выскочил качок в кожанке, обучали его, видимо, в Голливуде. Он впрыгнул в комнату раскорякой, держал пистолет двумя руками и выплюнул хрипло:
– Руки!
При таком раскладе Тиша за свои действия не отвечал ни перед прокуратурой, ни перед ООН. Оперативник рубанул рукояткой пистолета нападавшего по голове, по принципу: куда ни врежь – мало не покажется.
И, пока бандит падал, Тиша, довольно субтильный паренек, проскочил дверной проем и оказался между окном и дверью, когда нападавшие были уверены, что он в большой комнате.
– Слушай, партизан, мы знаем, что ты один, а нас двое. У нас «Калашников», у тебя «макар». Ты нам не нужен.
Очередь полоснула по двери. Слава Богу, Толик спал на диване у внутренней стены, а пули разлетелись веером по комнате, но попали во входную дверь и комод.
– И комсомольцев нет, а упрямые остались, – видимо, одного из бандитов тянуло на философию.
– Пошел он на хер! – второй оказался в обращении проще и швырнул в комнату слезоточивую гранату.
Тиша сел на корточки, зажал физиономию пыльной портьерой. Граната лопнула, по комнате поплыл зеленоватый туман. Толик сел на диване, закашлялся и закричал нечто невразумительное.
– Сука, своего удавим! – в комнату влетели оба, один с автоматом.
Тиша никогда не знал, что он человек рассудочный, спокойный, вел себя, будто это не первая боевая схватка, а он так каждый день развлекается. Расстояние два-три метра – пустяк, однако должны быть нервы. Тиша думал только о хозяине квартиры. Он выстрелил в спину автоматчику, во второго – куда попадет.
В последний момент Тиша увидел на полу пистолет и тянувшуюся к нему руку. Оперативник ударил ногой по пистолету, по руке и услышал автомобильный сигнал милицейской машины.
Менты уже поднялись по пожарке, кричали:
– Всем лежать! Всем лежать, руки за голову!
Газ хоть и слабо, а доставал. «Свои потопчут», – подумал Тиша и угадал. Он сложился, защищая печень и прижимаясь почками к стене, отодвинул свой пистолет на безопасное расстояние.
Удар тяжелого ботинка пришелся по ребрам, но Тиша знал, как работает ОМОН, ему предлагали приподняться и раскрыться. Он видел нависающие над ним ноги и подумал, что это в лучшем случае больница, а то и реанимация.
– Я свой, мой пистолет у вашего левого ботинка, командир, – сказал Тиша, четко выговаривая слова.
Огромная рука опустилась, схватила пистолет, через секунду раздался голос:
– Из этого пистолета стрелял ты?
Тиша боялся подняться, но и лежать, забившись в угол, было унизительно. Он выбрал среднее, рванулся вдоль подоконника, обдирая ребра о батарею. Судя по звуку, омоновец не удержался, ударил ногой и взвыл. Тиша уже был за столом, тут его прорвало:
– Уголовный розыск! Старший лейтенант! Трупоеды, прибежали на поминки и гуляете! – он схватил стул.
– Спокойно, старлей, спокойно! Разберемся! – человек в камуфляже закашлялся. Хотя и распахнули и окна и дверь, остатки химии еще болтались в воздухе.
Солдат, пытавшийся сделать Тише больно, положил на стол «Макарова», Тиша достал свое удостоверение, хотя людей в комнату набилось порядочно, они раздвинулись, стало свободнее, да и мандраж прошел. Один из нападавших лежал без сознания, другой – без признаков жизни, третий – с простреленным плечом, ему требовалась перевязка. Видно, старший из ОМОНа умел не только ломать и крушить, он посмотрел удостоверение Тиши, спросил:
– Получается, старлей, вы один на четверых напали?
– На диване хозяин квартиры лежит, я его охранял, эти ворвались.
– Ладно, я всех забираю, оружие твое пока побудет у меня, поедем разбираться.
– Это вряд ли. – В дверях стоял Гуров. – Вы маску-то снимите, душно. – Сыщик протянул Тише его удостоверение и пистолет. – Я чуть не тридцать лет с открытым лицом работаю, жив пока. И ваши документы, – он протянул свое удостоверение, положил в карман удостоверение омоновца. – Окно закройте, холодно. Выведите своих людей на улицу и ждите. Спасибо, лейтенант, за помощь, отметим в приказе.
Омоновцы, словно големы, прошагали к двери, санитар перевязывал раненого, Станислав невозмутимо расставлял мебель, приводил комнату в порядок, Толик скулил на диване. Тиша, обхватив себя руками, пытался унять озноб.
– Тихон, выпей сам и хозяину дай немного. Скажи, чтобы одевался. Он временно с квартиры съезжает.
Лежавший пластом бандит подал признаки жизни и сел на полу, привалившись к дивану. Увидев его лицо, Гуров радостно произнес:
– Александр свет Васильевич, именуемый в простонародье Лыкой, радость-то какая!
Сыщик схватил Тишу за руку, начал трясти.
– Ну, спасибо тебе, сынок, не угробил родного человека. Нам с Сашком теперь на сутки разговоров хватит.
Дело в том, что парень, которому перевязывали руку, был агентом Гурова, и сыщик с ходу готовил его к разговору.
– Всех задержанных на Петровку, – Гуров хлопнул мастера Толика по плечу, тот надел телогрейку. – Тебя мы упрячем, Тиша тебя будет от пуль и водки охранять. – Он подошел к автобусу, где сидели омоновцы, запрыгнул внутрь.
– Ну что, орлы? Еще раз спасибо! Я понимаю, вам обидно. Не подрался, не пострелял, считай, день пропал. Шучу. – Он вернул удостоверение старшему. – Благодарность министра мне для вас не выбить, а полковнику вашему позвоню, распишу героями. Лица у вас хорошие, ребята, зачем чулки на них натягивать? Ну, это дело не мое, удачи!
По министерскому коридору друзья шли весело, словно получившие пятерки школьники. Дверь в приемную Орлова была открыта. Гуров поморщился, а Станислав сказал:
– Верка кого-то вылавливает.
– В жизнь не догадаться, – Гуров свернул в приемную, подтолкнул Станислава. – Ты свободен, раб Божий.
Верочка даже ничего не сказала, лицо у нее было бледное, кивнула на дверь и отвернулась.
Гуров вошел, увидел полковника, начальника отдела по надзору за сотрудниками.
– Здравствуйте, – Гуров сел, закинул ногу за ногу. – Что грустные лица?
– Не ерничай! – Орлов достал платок, высморкался.
– Господин генерал, вы мне петь «Интернационал» прикажете?
– А откуда вы знаете, что я именно по вашу душу пришел? – спросил особист.
– Знаете, Смирнов, вам не хватает усиков и грузинского акцента.
– Товарищ полковник, вы от ведения дела об убийстве Игоря Турова освобождены. – Орлов перебросил через стол листок. – Распишитесь. В прокуратуре и у полковника, – генерал указал на Смирнова, видимо, опасаясь, что Гуров ошибется, – к вам имеются вопросы.
Гуров расписался, взглянул на Смирнова.
– Пойдем покурим. Ты задашь свой вопрос, а я скажу свое «нет», и процедуру можно считать законченной. Товарищ генерал, а в прокуратуру мне подъехать?
– Сначала позвони, – ответил генерал. – Идите, полковник, вы свободны.
Смирнов встал, посмотрела на Гурова:
– Прошу пройти в мой кабинет.
– Я скоро приду. Мы только что провели задержание, – ответил Гуров.
Орлов посмотрел на него из-под насупленных бровей, проверяя, врет или говорит правду.
– На квартиру Анатолия Теплова был вооруженный налет, стрельба, слезоточивый газ. В общем, по полной программе.