– И ты знаешь? – настороженно спросил Орлов.
– Господь знает, я лишь предполагаю. Я должен выписаться сегодня, и завтра часиков в пять быть уже на месте.
– А я? – Станислав сел.
– Как себя вести будешь. А сейчас мы должны спать. И чтобы врачи накачали нас химией, которую они вкалывают мертвым слонам.
– А если еще денька два обождать?
– Генерал, когда ты был капитаном, то однажды сказал: «Запомни, малявка, кто не успел, тот опоздал».
– Я пошел договариваться с врачами, вам дадут снотворное, будете спать четырнадцать часов. Ночью я за вами вернусь.
В три утра врачи начали обследовать и колдовать над оперативниками. Орлов сидел в коридоре и думал, насколько легче самому идти на дело, чем посылать людей. Он мял платок, хлюпал носом, насморк всегда появлялся не ко времени.
Оперативники наконец вышли, провожавший их врач сказал:
– Бегать, прыгать, падать категорически не рекомендую, – пожимая руку Орлову, спросил: – Ну, Петр, мы с тобой в расчете?
Орлов сплюнул через левое плечо, опустив голову, тяжело зашагал к дверям.
– Сдает старик, – прошептал Станислав.
– Сам ты… не умывался. Скажи Петру, что лезть должны не мы, а он… – ответил Гуров. – Вот ты сейчас попрощаешься с ним, сядешь за руль, замолчишь и будешь молчать до тех пор, пока я к тебе не обращусь.
Станислав кивнул, они вышли во двор, где стоял «Пежо» Гурова. Станислав чуть было не сорвался и не спросил, почему они едут не на его «Мерседесе». Гуров мельком глянул на друга, и тот промолчал.
Прощались молча, сухо обменялись рукопожатиями, генерал сел в служебную «Волгу» и укатил первым. Машину лучше водил Станислав, он и сейчас сел по-хозяйски за руль, поправил сиденье. Гуров сел сзади, машина мягко покатила на улицу.
В Хлебном переулке, что неподалеку от Поварской, то есть в самом центре, в прошлом престижном районе Москвы, располагался нужный им дом, но Станислав не затормозил, свернул в сторону Скатертного. Недалеко стояла «канарейка», экипаж завтракал, свидетели оперативникам были не нужны, они отъехали в сторону, выждали, пока менты уедут, подъехали чуть ближе, остаток пути проделали пешком. В подъезд вошли с интервалом в пару минут, но переулки были пусты, даже дворники, если они тут существовали, еще не взялись за свои метлы.
Гуров не позвонил, а поскреб ногтем дверь, примерно через минуту в квартире зашаркали, «глазок» затуманился. Гуров приложил к глазку свое удостоверение, убрал, дал возможность хозяину осмотреть себя, затем снова приложил удостоверение.
Замки были серьезные, хозяин открывал их долго, когда осталась одна цепочка, дверь приоткрылась, но мужчина в проеме не показался, тихо сказал:
– Ну-ка, давай сюда свою ксиву.
Гуров молча отдал удостоверение. Дверь вновь захлопнулась, через секунду бесшумно распахнулась. Дмитрий Судин опирался на костыль, был одет в исподнее, босиком, лохмат, имел выражение лица недоброжелательное.
– Сам полковник Гуров, кому скажи – не поверят. Я полагал, в такую пору только бомжи шастают, – хозяин прошел в комнату, походя отряхнул скатерть. – Располагайтесь, в доме курят.
– Здравствуйте, Дмитрий Степанович, надеюсь, не слишком рано? – Гуров подошел к окну, шторку задернул, а форточку открыл.
Хозяин оделся быстро, в хорошем костюме и свежей рубашке он выглядел отнюдь не как мастеровой из подвала, даже морщины на его задубелом лице, казалось, разгладились. Он поставил на стол самовар, бутылку «Смирновской», тарелку с хорошей колбасой, чашки, стопки, вилки, в общем, все, что положено.
– Значит, болтает братва, не добили вас, оно и к лучшему. Тебя, – он ткнул пальцем в Крячко, – я тогда сразу расколол.
– А я не темнил, Митя не тот человек, чтобы ему лапшу на уши вешать, – ответил Станислав.
– Мыслишь правильно, а в каких чинах будешь? – хозяин наполнил стопки.
– Полковник, – ответил Станислав.
– Ну, со свиданьицем, дорогие гости. Два полковника ко мне еще не захаживали. Так понимаю, нужен вам Серега. Он, грешный, сейчас всем нужен. Только зазря в такую рань поднялись, не знаю я, где он ошивается. Так что извиняйте, пустые у вас хлопоты.
– Случается, Дмитрий Степанович, – Гуров чокнулся со стопкой хозяина. – Случается, карта не всегда в масть, другой раз и в разрез прикупишь.
– Тот случай, – сказал хозяин и выпил, но сказал он лишние слова. Гуров понял: знает мастер, где его подмастерье обитает. Знает, но ворам не отдает, в таком случае сам жизнью рискует, потому как он «вор в законе».
Хозяин больше пить не стал, начал разливать чай.
– Лев Иванович, положа руку на сердце, признайся, надоело тебе воров ловить? – спросил Судин. – Это столько лет одно и то же, с ума сойдешь!
– Надоело – не то слово, Дмитрий Степанович! – Гуров провел пальцем по горлу. – Но я мастер в этом деле, другого ничего делать не умею. Опять же праздники случаются, не часто, однако случаются. Они мне душу согревают, человеком делают.
Митрич глянул настороженно, после паузы спросил:
– Какие праздники? Это когда ты живого человека в железную клетку упрячешь?
– В прошлом году я парня одного от смерти спас. Запутали парня, засадили невиновного, а я его на волю вытащил. Так его дед, около века проживший, плакал. У него и слезы давно кончились, а текут по щекам и текут. – Гуров выпил чая, продолжал: – Такое в моей жизни один раз было. Но вот тебе рядовой случай. У бабки золотишко украли, опись составили, оценили все, громадная сумма получилась… – он запнулся, вспоминая.
– Семьсот тридцать четыре рубля сорок копеек, – подсказал Станислав.
– Крохоборы, – хозяин нахмурился.
– Так крестик был, муж в Отечественную погиб, женщине переслали. Она памяти о муже другой не имела. Убивалась. Станислав вора разыскал, ты его знаешь, солидный, в законе… И крестик у него отобрал.
– Брось, Лев Иванович, неловко, словно хвастаемся, – сказал Станислав.
– Так женщина Стасу руки целовала, – закончил Гуров. – В газетах и по телевидению обсуждают, отменить смертную казнь или не отменить?
– Человеку жизнь дал Бог, человек, особо государственный, не может жизнь отнять, грешно, – убежденно сказал вор.
– Я тоже так считаю, хотя видел в жизни такое, что тебе не приснится. Так знаешь, что я придумал? Нелюдей, которые детишек терзают, к смерти не приговаривать. Но когда следователь мать растерзанного ребенка допрашивает, такого убийцу в кабинете к стулу приковывать, чтобы он мать видел. И так до конца жизни.
– То не воры, не люди, – сказал хозяин, отер лицо ладонью.
– Среди законников мы с тобой, Дмитрий Степанович, знаем, кого можно на то кресло усадить, – возразил Гуров. – Или нет?
Хозяин молчал, смотрел в пол.
– Ты мужик, Митя, насколько я знаю, рук в крови не мочил. Ты мне только скажи, да или нет? Вот сегодня семь человек в городе «в законе». Вот среди них есть один-два кандидата на то кресло? Я же имен не спрашиваю, без тебя знаю. Так да или нет?
Судин хотел подняться, пот заливал его лицо.
– Сиди, – совсем немиролюбиво сказал Гуров. – А ты знаешь, что Весло, которого ты пером в восемьдесят третьем на Казанском ткнул, помер? За давностью и не доказывалось. Я с тобой на казенном суде говорю. Ты дом построил? Дерево посадил? Сына вырастил? Тебе женщины руки целовали?
Рубашка на Гурове тоже промокла. Он снял пиджак, стянул галстук, пошел в ванную, умылся, позвал:
– Станислав, помоги.
Станислав пересек комнату, они вернулись, не очень было понятно, кто кого ведет. Гуров достал из кармана пробирку, дал две таблетки Станиславу, две выпил сам, подумал и дал две хозяину.
– Пей, не кочевряжься.
Вор выпил и только сейчас заметил, что затылки у оперативников заклеены марлей, она побурела, походила на клеенку.
– А вы у меня тут не завалитесь, а то потом мне вас на шею повесят, – он выпил рюмку водки. – Черти вас принесли. Не знаю я, где Серега.
– Врешь! Скажи прямо: знаю, да не скажу. А ведь Сережка хороший парень был, дурак только. Но тут его вины нет, таким мать родила, – сказал Гуров. – И кровь его будет на тебе, Дмитрий Степанович.