Выбрать главу
Увидел я твой облик милый Стояла ты вокруг девчат, И плащик твой во тьме унылой Весь развевался, как наряд.
Тебе готов был книгу дать, А вместе с книгой своё сердце. Но тут пришёл один другой Тебя увёз от школьной дверцы.
И я направился домой, Душа моя завыла волком. Грустить и плакать мне теперь… Тот день запомню я надолго.

«Пётр Брониславович, Ваш навеки» — так подписал Антон свой сонет, долго и тщательно таился, наконец, выбрал момент и запихнул листок, слегка помяв его, в сумку, оставленную Светланой Юрьевной на стуле.

— Ну, теперь у Петра Брониславовича всё хорошо будет! — радостно потирая руки, сообщил Антон своей соседке по парте Зое Редькиной.

— Почему?

— Любовь, Зоя, любовь… — загадочно проговорил он, и Зоя выразительно покрутила пальцем у виска.

Светлана Юрьевна, прочитавшая это стихотворное произведение, естественно, поняла, что это дело рук влюблённого физкультурника, и не решилась ещё раз начинать разговора с Петром Брониславовичем, и теперь старательно избегала его. Показала безумные стихи своим подружкам, те почитали и выдали резолюцию: с сумасшедшими мужчинами-поэтами связываться опасно. И долго-долго смеялись, цитируя его сонет…

А сам Петр Брониславович, и действительно, написал стихи, как посоветовал Мыльченко, только не показал их своему предмету любви. Постеснялся. Но услышав о том, что его стихам рады, решил, что Светлана Юрьевна, возможно, умеет читать мысли и даже стихи, которые он пытался в уме складывать, а потому горечь его переживаний стала ещё более концентрированной.

Глава IV

Как вы это терпите?

Сергей Никитич очень любил издеваться над учениками. Чтобы его не тревожили, он заставлял всех закинуть свои вещи в кабинет и снова покинуть его — до тех пор, пока не прозвенит звонок. Подождав, пока все положат вещи на парты, он обычно выгонял ребят из кабинета, закрывался там один и занимался своими делами. То рисовал на доске какие-то схемы, то заполнял журнал, то читал что-то. А иногда ничего не делал — просто сидел и ждал звонка. А вещички лежали в кабинете — и не все ученики успевали выхватить из своих рюкзаков и сумок учебники, чтобы успеть подготовиться на перемене к уроку. Дома нужно готовиться — отвечал на возмущённые возгласы Сергей Никитич и злорадно потирал ручки. А не успели подготовиться — вот и получили плохие оценки…

Сегодня он снова закрылся с сумками в кабинете.

Семиклассники толклись под дверью и обиженно бурчали.

— Опять закрылся там и сидит. — заявил Владик Федюшов.

— С нашими сумками… — пробормотала недовольно Даша Спиридонова.

— А может, он там по ним шарит?

— Ой, а у меня там деньги! — ахнула Зоя Редькина. — Девчонки, деньги же!

Она подобралась к двери и подёргала её. Дверь не открывалась. Зоя суетилась и чуть не плакала. Класс заволновался.

— Да подожди ты со своими деньгами! — прикрикнули на Зою.

— Сырник, блин, давай открывай! — нетерпеливо забил кулаками в дверь Костик Шибай.

— Нам параграф повторить надо! — подхватили девочки.

— Что мы, не имеем права?

— А геометрия?

— Да…

Но дверь так и не открылась, пока звонок не прозвенел. Никто повторить, конечно же, ничего не успел. Седьмой «В» класс влетел в кабинет со звонком. Сергей Никитич тут же начал опрос.

И снова выставил всему классу двойки в столбик. Так что теперь каждому нужно было эту двойку «закрывать» — или тянуть руку и отвечать с места, или подходить к Сергею Никитичу после уроков и почти наизусть рассказывать какой-нибудь параграф. Меньше месяца осталось до конца первой четверти, а тут двоек целый журнал, и никаких просветов. Практически у каждого ученика…

Зачем он это делал? Да просто все шумели на уроке и списывали друг у друга геометрию — туго было в седьмом «В» с точными науками. Кто-то на перемене передрал решения домашней работы у седьмого «А», пустил по классу — и всем было сейчас не до географии.

Сергей Никитич почему-то не хотел этого понимать. Вот и сейчас — он разозлился, предупредил, что если сейчас все не перестанут бегать с посторонними тетрадями по классу, то он выставит в журнал девятнадцать неудовлетворительных оценок в столбик. Никто не поверил. Тогда Сергей Никитич потёр руки, раскрыл журнал и с довольным видом нарисовал целый столбик двоек.

Класс замер.