В её голосе не было ни капли раскаяния. Напротив – в каждом слове слышался уверенный, почти священный гнев, как у человека, уверенного в своей правоте. Каждый её слог словно кричал:
– Это не моя вина.
На другом конце провода повисла короткая пауза. Потом дрожащий голос спросил:
– Это… это на громкой связи?
Киссинджер сразу понял, что натворил.
Осведомитель, вероятно, думал, что говорит с советом директоров конфиденциально. И теперь вдруг осознал – всё время его слушала сама Холмс. Ужас, пронзивший голос, говорил сам за себя.
– Подождите… можно выключить громкую связь? Мне нужно сказать кое-что лично мистеру Киссинджеру….
Секретарь бросил взгляд на начальника. Тот едва заметно кивнул.
Щёлкнула кнопка, и трубка вернулась в руки Киссинджера.
– Громкая связь выключена.
– Холмс… она слышала всё? С самого начала?
Теперь в голосе звенел настоящий страх.
– То, что я сказала, нарушает договор о неразглашении! Она подаст в суд! Она угрожала мне… не только мне, но и родителям! Сказала, что разорит нас!
Киссинджер прищурился. Этого было достаточно, чтобы понять, какими методами пользовалась Холмс и её юристы – давлением, шантажом, угрозами.
– Они сказали, что выставят меня лгуньей! Что все поверят Холмс, а не мне! Что виноватой стану я! Вы ведь верите мне… правда?
Киссинджер медленно вдохнул. В зале стояла гробовая тишина – все взгляды были прикованы к нему. Даже те, кто не слышал слов осведомителя, уже догадывались о содержании разговора по выражению его лица.
Надо было прервать разговор.
– Не волнуйтесь. Никто вас не тронет. Я свяжусь с вами позже сегодня.
Он уже собирался положить трубку, когда снова раздался голос, полный отчаяния:
– Ещё одно… очень важно.
– Говорите.
– Тесты нужно немедленно остановить. Если это продолжится хотя бы день, здоровым поставят страшные диагнозы, а больные поверят, что с ними всё в порядке, и не пойдут лечиться. Болезни, которые можно было бы обнаружить, останутся незамеченными.
Уголки губ Киссинджера дрогнули – не улыбка, а горькая усмешка.
Ведь разве не сама Холмс когда-то повторяла с трибун: "Нужно предотвращать болезни через раннюю диагностику?"
Слова осведомителя ударили по комнате, как гулкий выстрел в тесном коридоре. Воздух словно стал плотнее, и каждый вдох отдавался горечью в груди. Иллюзия, на которой держалась гордость компании, рассыпалась в прах. "Теранос" не выявлял болезни – он мешал их обнаружить.
Из динамика, дрожащим, почти сломленным голосом, донеслось:
– Больше нет сна… На моём имени висят десятки ложных анализов. Нужно найти всех, кто проходил тесты, и пересмотреть результаты.
Киссинджеру вспомнились слова, сказанные этим человеком раньше, – древняя клятва, от которой веяло медицинской святостью: "Не навреди". Теперь эти три слова звенели в голове, как раскалённый металл, ударяясь о совесть, тяжёлую, как свинец.
– Примем все необходимые меры, – произнёс он глухо и положил трубку.
Телефон щёлкнул, и звук этого щелчка будто отрезал воздух.
Взгляд Киссинджера медленно поднялся и остановился на Холмс.
В следующее мгновение десятки пар глаз повернулись к ней – острые, злые, полные подозрений. В этом взгляде было требование: объяснись.
Холмс побледнела. Её лицо напоминало разбитую маску, где переплелись тревога, растерянность, искреннее, почти театральное изумление.
– Всё будет расследовано и исправлено в кратчайшие сроки. Мне не было известно, что подобное происходит….
Она говорила искренне – или умела это делать. Свет, падавший из потолочных ламп, отражался в её глазах, придавая им влажный блеск; губы дрожали, пальцы нервно теребили край бумаги. Всё выглядело бы убедительно – если бы не то ледяное ощущение, что это уже не человек, а отточенный спектакль.
Киссинджер посмотрел на неё пристально. Мысль мелькнула где-то глубоко, холодная, как осколок стекла: "Все эти годы… была ли это просто маска?"
Из груди вырвался короткий, сухой смешок.
Когда-то он, возможно, и поверил бы ей. Может, даже помог бы найти очередного козла отпущения. Но теперь дымка спала.
– Ты… не знала? – слова прозвучали как удар.
На долю секунды Холмс оцепенела. Потом заговорила быстро, сбивчиво, будто хваталась за каждое оправдание:
– Последнее время всё внимание уходило на внешние дела – инвесторы, пресса, партнёры… Не было возможности следить за повседневной работой….