– Их заявления не нарушают условий, – терпеливо ответил юрист. – Они не разглашали коммерческую тайну, только описали рабочую атмосферу.
– Тогда за клевету! Или нужно каждое слово выцарапывать из тебя?!
Последняя фраза сорвалась в крик, пронзив тишину как стеклянный звон.
Юрист выпрямился, голос его стал твёрдым:
– Невозможно подать иск против анонимного источника, если не указано название компании. Иначе пришлось бы судить половину страны за комментарии в соцсетях.
На мгновение повисла звенящая пауза. Ему показалось, будто воздух вокруг неё стал гуще, чем вода. Под гладкой оболочкой холодной уверенности что-то надломилось.
Тишину прервал короткий, вибрирующий звук:
Bzzzzzzzt.
Телефон на столе задрожал, и на экране вспыхнуло имя: "Sable Point Group, Грег Кёртис". Частное инвестиционное бюро семьи Харкнер – те самые, что совсем недавно обещали вложить сто миллионов.
Пальцы, побелевшие от напряжения, прижали трубку к уху. Из динамика потёк ледяной голос:
– Поступила информация, что большая часть совета директоров подала в отставку. Это правда?
Как они узнали так быстро?
– Это по личным причинам, – тихо произнесла она.
– Массовая отставка по личным причинам? Сомнительно, – раздался сухой смешок, больше похожий на хруст. – Если совет в таком беспорядке, мы приостанавливаем исполнение контракта.
Слова прозвучали как приговор. Пальцы сжали смартфон до хруста. Контракт без подписи – как тело без сердца: ни доллара, ни акции не сдвинутся.
– На какой срок будет заморозка?
– Пока вопрос с советом не решён.
Сто миллионов. Теперь – навсегда запертые за невидимой дверью.
Связь оборвалась, оставив после себя глухое шипение эфира. В комнате пахло холодным металлом и страхом. На лице осела тень, похожая на пепел. Та зыбкая уверенность, что ещё недавно теплилась, растаяла, как воск под пламенем.
Без денег не будет спасения. Без спасения – конца падению.
И телефон, словно издеваясь, вновь затрясся на столе.
Bzzzzzzzt.
Два часа телефон не умолкал ни на секунду. Звонок за звонком – будто в дверь настойчиво стучали морозные пальцы, не давая отдышаться. Экран вспыхивал одними и теми же именами – инвесторы, партнёры, те, кто ещё вчера говорил о "великом будущем", а сегодня твердил одно и то же:
"Мы приостанавливаем действие основного контракта."
Сухие, холодные голоса, произнесённые без эмоций, словно издалека, как из морозного подвала. За каждым из них чувствовался звук закрывающейся двери, звон замерших цифр. За один день – заморожено 2,9 миллиарда долларов. Деньги, что должны были оживить "Ньютона", стереть все ошибки, превратить крах в победу. Теперь всё это растворилось, как дым над раскалённым асфальтом.
Взгляд померк. Воздух в комнате стоял густой, тяжелый, пахнущий пылью, металлом и чем-то едва уловимо горьким – может, отчаянием.
Bzzzzzzzt!
Ещё один звонок. Экран осветился новым именем: "RP Solutions, Сергей Платонов".
Имя резануло взгляд, будто ножом по свежему шву. В груди поднялась волна раздражения – густая, горячая. Пальцы едва не сжали телефон до треска, но тень осторожности остановила движение. Платонов был инвестором, и позволить себе игнорировать его – всё равно что выстрелить себе в ногу.
– Слышал, совет директоров подал в отставку.
Голос звучал спокойно, даже лениво – с той безразличной вежливостью, какой обычно говорят о чужих несчастьях.
– Жаль, конечно. Если честно, именно из-за репутации совета мы и вложились.
– Они вернутся, – прозвучало резко, словно отбойный молоток ударил по металлу.
– Раз так, вы ведь не против выкупить наши акции обратно?
Слова потянули за собой холод, как сквозняк из приоткрытого окна. Прямая, наглая просьба о возврате денег – редкая дерзость даже среди самых хищных инвесторов.
– Выкуп требует одобрения совета, – прозвучало сухо. – Таковы правила компании.
– Это ведь не проблема, верно?
Молчание.
– Ах да… Совета-то теперь нет. Значит, выкуп невозможен?
Фраза прозвенела с легкой усмешкой, и в этом звуке – в этой едва слышной интонации – чувствовалось удовольствие от удара.
– Тогда, может, подскажете, когда совет восстановят?
Щелчок. Трубка легла на стол.
Но голос Платонова не исчез – будто застрял в воздухе, как запах жжёного пластика. "Когда восстановят совет?" – эти слова гудели где-то в висках, настойчиво, назойливо.