Рядовой финансист превратился в фигуру, о которой гудел весь Уолл-стрит. Иск, поданный против него, мгновенно стал сенсацией.
Подобные истории обычно никого не интересовали. Но здесь всё было иначе.
Дело Epicura, то самое собрание акционеров, где Сергей вмешался в игру гигантов, уже давно перестало быть внутренним корпоративным спором. Оно стало символом – частью движения за прозрачность, за право говорить правду. Люди помнили этот день. Плакаты, крики, прямые эфиры.
Теперь газеты кричали новыми заголовками:
"Шок! "Белая Акула" теперь в роли обвиняющего!"
Толпа жадно ловила каждое слово. Мир снова тянулся к Платонову – только теперь не как к герою, а как к добыче.
И за стеной очередного скандала кто-то улыбался, чувствуя, как очередная фигура на шахматной доске делает нужный ход.
Интернет захлебнулся заголовками, сверкающими словно неон в тумане: "Последствия Epicura? Белая Акула начала правовой разгром Касатки". Сотни таблоидов наводнили сеть, расплескав по страницам сплетни, обрывки фраз и громкие предположения. В воздухе стоял запах дешёвой сенсации – смеси пыли, чернил и пота от горячих пальцев редакторов, гнавших статьи ради кликов.
Главные СМИ оставались равнодушны – фигура Сергея Платонова не казалась им стоящей внимания. Но именно в этих мутных водах, где правда тонула в потоке догадок, насторожился один человек – Уитмер, глава "Эпикуры".
Когда сообщение о новой атаке достигло его, воздух в кабинете будто сгустился. Дорогой кофе остыл в чашке, а в динамике прозвучал сдержанный, но дрожащий от возмущения голос:
"Это правда? Белая Акула пошла в наступление? Без уведомления, исподтишка, ударив по самому слабому? Какая подлость!"
Для Уитмера Платонов был не просто сотрудником. Он стал спасителем. Когда на "Эпикуру" опустилась тень позора, когда кресло под самим Уитмером покачнулось, Сергей вытащил компанию из пепла, превратив её из обескровленного стартапа в одного из лидеров индустрии.
"Если это последствия той истории, молчать не стану, – кипел он. – Подниму всех. "Эпикура" не отступит".
Но ответ Платонова прозвучал спокойно, даже устало:
"Нет, это не связано с тем делом. Статья лживая".
Слова Уитмера смягчились, но сомнение осталось.
"Тогда почему такие слухи? Почему именно сейчас?"
"Потому что… в них всё же есть крупица истины. Недавно пришлось участвовать в деле о клевете. Только противник – не Белая Акула".
"Ты лично? Не компания?"
"Лично. Влез туда, куда не следовало…"
Голос Сергея звучал так, будто в нём поселилась усталость. Каждый слог отдавался эхом в трубке. На настойчивые расспросы Уитмера он лишь тихо произнёс:
"Пока дело не закрыто, раскрывать ничего не могу. Разберусь сам. Твоя поддержка и так многое значит".
После коротких гудков тишина в кабинете стала звенящей. Уитмер смотрел на экран, где угасала надпись вызова, и в груди росла тяжесть. Человек, которому он обязан всем, теперь нуждался в защите.
Спустя несколько минут, не раздумывая, он вошёл в свой аккаунт в соцсетях.
Пальцы замерли над клавиатурой, а потом решительно заскользили по ней:
"Законы о клевете не должны становиться оружием против тех, кто говорит правду. Давление на смелых – это предательство истины. Мы ответим на это давлению сопротивлением."
Никнейм "Касатка" прозвучал в конце как клич боевого барабана. Уитмер знал, что за этим словом скрывался Платонов. И теперь тот, кто некогда защищал других, сам получил щит.
Холмс, конечно, не видела этой публикации. Но её заметили другие. Активисты движения Black Lives Matter, чьи ленты пылали тревогой и гневом, подхватили послание.
Сначала их реакция была сдержанной – шум в таблоидах редко заслуживал внимания. Но теперь, с появлением хэштега "Касатка", сомнения исчезли. Всё оказалось правдой.
"Значит, это не слух? Всё по-настоящему?"
"Неужели Белая Акула мстит ему?"
"Почему же сам Касатка сказал, что это ложь?"
"Наверное, связан обещанием. Раз доверился Уитмеру – значит, правда за ним."
Вскоре обсуждение вспыхнуло, как сухая трава под искрой. Комментарии наполнились гневом и решимостью. Для многих Платонов стал больше, чем человеком – символом. Тем, кто говорил правду, когда другие молчали. Герой, вставший против холодного капитала и бездушных корпораций.
Он защищал идею, в которую верили тысячи, – бренд, пропитанный духом справедливости, музыкой улиц, запахом пота и хлеба, сделанного своими руками.