Но вдруг по этим блестящим плитам прокатился глухой удар. Холмс, с её ослепительным резюме и армией поклонников, подала в суд на Сергея Платонова. На простого аналитика, человека без громкого имени. Слух об этом, едва родившись, взорвался, как перегретый конденсатор.
Жёлтая пресса бросилась в бой, как стая голодных чаек. Заголовки переливались жирным шрифтом и восклицательными знаками:
""Эксклюзив!" Шокирующая тайна Theranos! Вся правда о деле против Касатки!"
"Скандал в Силиконовой долине: компания-звезда тянет героя в суд!"
"Совет директоров Theranos в панике! Почему даже национальные герои отвернулись от Холмс?"
"Инновация Ньютон внезапно заморожена! Что скрывает империя крови и микрочипов?"
Статьи шипели подозрениями, источали запах дешёвой типографской краски и пота журналистов, ночующих у редакционных кофемашин. Каждый абзац рождал новые теории заговора – безумные, фантастические, но, как вскоре выяснилось, пугающе близкие к истине.
Компания Theranos спешно попыталась потушить пожар. В официальном заявлении звучал металлический холод:
"Иск против Сергея Платонова – законная мера, вызванная нарушением условий конфиденциальности."
Попытка выставить его крысой, проскользнувшей в чужие тайны, провалилась. В глазах публики Платонов уже стал мучеником, человеком, решившимся говорить правду, пусть даже против титанов.
И тут грянул гром.
Сразу две новости взорвали медиапространство. Первая – коллективный иск бывших сотрудников Theranos. Люди рассказывали о чудовищных переработках, увольнениях без объяснений, о начальстве, которое следило за каждым шагом, словно за узниками. Вторая – разоблачение в "Wall Street Times". Журналист Джонатан Курц описал, как за зеркальными стенами компании скрывался ад: крики менеджеров, камеры под потолком и постоянный страх, что за любую ошибку последует допрос.
В статье мелькнула одна фраза, перевернувшая всё:
– Платонов – тот самый информатор, который сообщил этой редакции о происходящем.
С тех пор его образ переродился. Из борца за права чернокожих он стал глашатаем рабочих, символом совести в мире корпораций. Люди шептались на форумах, выкладывали мемы, цитаты, посты:
"Вот она, Касатка, что рвётся к правде, несмотря ни на что."
"Рабство? В XXI веке? Theranos – позор цивилизации!"
"От защитника справедливости до голоса трудящихся. Касатка идёт до конца."
Каждая попытка Theranos оправдаться лишь усиливала бурю. А Уитмер, тот самый чёрный предприниматель, которого Платонов когда-то вытащил из-под ножа корпораций, вновь взял слово.
– Сергей Платонов – самый честный человек, которого доводилось встречать. Он не способен молчать, когда видит зло. В этот раз он снова поступил правильно. Мы с ним. Всегда."
Ответ не заставил себя ждать. Соцсети закипели:
"Касатка – совесть времени!"
"Сначала они пришли за коммунистами, и никто не сказал ни слова… Мы молчать не будем."
"Не верьте корпоративным лжецам! Слушайте тех, кто рискнул всем."
Пыль от сотен публикаций стояла в воздухе, словно дым после пожара. На улицах, в барах, в университетах, даже на вечерних кухнях говорили о грядущем судебном разбирательстве. Там, в зале, пахнущем полированной древесиной и страхом, должно было решиться всё – судьба Theranos и того, кого народ уже называл героем.
Суд проходил в здании Федерального окружного суда южного округа Нью-Йорка – того самого строгого, стеклянно-каменного исполина, что возвышался над Манхэттеном, словно храм холодного разума. Выбор места не был случаен: юристы "Теранос" действовали расчетливо, как хирурги. Они понимали – сторона Сергея Платонова будет бить по фигуре Холмс, выставляя её властной самодуркой, и полагали, что присяжные с Восточного побережья, привыкшие к ритму мегаполиса и жёстким людям, поймут и примут её лучше, чем расслабленные жители солнечной Калифорнии.
Кроме того, Нью-Йорк имел свои прозаичные плюсы: свидетелей можно было вызвать быстрее, дела рассматривались без проволочек, а главное – штаб-квартира адвокатской фирмы Блэквелла находилась именно здесь. Этот город они знали, как свои пальцы: каждый судья, каждая прихоть, каждая мелочь – всё было на их стороне.