Вся надежда вернуть деньги, утонувшие в бездонной прорве под названием "Теранос", теперь покоилась лишь на судах. Но этот путь – длинный и вязкий, как зимняя грязь. Даже при удачном исходе велика была вероятность, что к тому моменту компания уже успеет спустить последние средства и тихо обанкротиться, оставив кредиторов с пустыми руками.
С формальной точки зрения, вложение в "Теранос" выглядело как чистая потеря. Но в мире инвестиций убыток на одной позиции не всегда означает проигрыш всей партии.
– Инвестиции стоит оценивать не по отдельным акциям, а по портфелю в целом, – прозвучало из уст Сергея Платонова, сидящего в студии под холодным светом софитов. – Если рассматривать исключительно "Теранос" – да, убыток. Но пока проводилась проверка компании, стало ясно, насколько огромную роль играют корпоративная этика и прозрачность. В итоге были сделаны крупные вложения в фирмы, занимающиеся комплаенсом и консалтингом в сфере корпоративной ответственности.
После громкого скандала с "Теранос" тема NDA и прозрачности всплыла на каждой передовице. Под натиском журналистов и общественности корпорации спешно нанимали внешних аудиторов, стремясь доказать свою чистоту. Сергей предусмотрел эту волну заранее и вложился в одну из трёх ведущих компаний отрасли. Её акции уверенно росли – и, похоже, продолжат расти как минимум до следующего квартала.
– История с "Теранос" печальна, но убытки уже полностью компенсированы, – сказал он с лёгкой улыбкой, откинувшись на спинку кресла.
Не успел ведущий сделать вдох, как рядом сидящая коллега заговорила с живостью:
– А вы видели последнее интервью Холмс?
Вопрос был ожидаем, словно заранее прописан в сценарии.
За прошедшую неделю вокруг "Теранос" клубился настоящий шторм. Федеральная прокуратура начала расследование, Комиссия по ценным бумагам официально объявила о проверке на предмет мошенничества, а инспекторы из CMS и FDA внезапно нагрянули в офис компании с проверкой на нарушения лабораторных норм. Документы и образцы изымались прямо из-под носа сотрудников.
До первых доказательств оставался месяц, до обвинений – ещё несколько. Но удивительным было другое: Холмс по-прежнему удерживала кресло генерального директора и даже пыталась искать новых инвесторов, словно веря в чудесное возрождение.
Как ей удавалось сохранять эту уверенность? Всё просто – ответственность за операционную деятельность была переложена на её заместителя, Шарму, который внезапно стал козлом отпущения.
А сама Холмс в это время превратилась в образ жертвы.
Недавно она появилась на одном из популярных ток-шоу – свет софитов, приглушённая музыка, слёзы, дрожащий голос. Она рассказывала о давлении, эмоциональном насилии и газлайте со стороны Шармы, с которым познакомилась в двадцать лет.
Зрители затаили дыхание. А потом, как это часто бывает, сочувствие сменило осуждение. Даже те, кто знал Шарму лично, подтверждали: человек резкий, грубый, вспыльчивый. Версия Холмс казалась всё убедительнее.
По студиям поползли разговоры: "Она ведь всегда казалась сильной женщиной, а внутри столько боли… Пусть оправится и вернётся, заслуживает второго шанса."
Что ж, играть на публику Холмс умела блестяще.
Когда ведущие вновь повернулись к Сергею, глаза у них сверкали от любопытства.
– Вы ведь встречались и с Холмс, и с Шармой лично. Как считаете, правда ли то, что она говорит?
Ответ прозвучал спокойно, без лишней эмоции:
– Честно говоря, есть сомнения. В Холмс чувствовалась мягкость, в Шарме – жёсткость. Но вместе они производили впечатление идеальной пары – как добрый и злой следователи, играющие одну роль.
– Значит, они изначально действовали сообща?
Сергей слегка пожал плечами, давая понять, что осторожность в подобных оценках не бывает лишней.
– Слишком рано делать выводы, – прозвучало тихо, но твёрдо, как последняя точка в разговоре, где каждый собеседник понял, что за этим спокойствием скрывается нечто большее.
Слова застряли где-то на кончике языка, но наружу так и не вырвались. В воздухе, пропитанном запахом кофе и светом софитов, стояла та самая опасная тишина, где любое неверное слово может стать петлёй. Прямое отрицание слов Холмс вызвало бы шквал обвинений в "обвинении жертвы" – а позволить её версии укорениться в сознании публики значило бы признать поражение. Пришлось искать тонкую грань между правдой и дипломатией.
– С Холмс не всё так просто, – голос Сергея Платонова прозвучал спокойно, но твёрдо, словно сталь под бархатом. – Это не слабая женщина. Пусть на неё и влияли обстоятельства, но в ней нет ничего хрупкого. Её харизма затмевает всех, кого доводилось встречать, а ум и расчётливость… безупречны. Если уж говорить откровенно – в ней больше силы, чем в Дексе Слейтере, том самом, которого на Уолл-стрит зовут Белой Акулой.