Пульс зала продолжал биться ровно, но в глубине этого ритма чувствовалось напряжение. Каждый пришёл сюда за альфой, но у каждого – своя цена.
Среди стеклянных стен конференц-зала клубился ровный гул разговоров, похожий на гул пчелиных сот. Воздух был густ от запаха кофе, духов и перегретого металла проекторов. У каждой группы – свои темы, свои тональности: одни говорили резко и быстро, словно спорили, другие – тихо, с прищуром, будто взвешивали каждое слово.
Публика здесь делилась на несколько пород. Первыми были владельцы фамильных капиталов, старые семьи с собственными фондами – те, кто привык видеть в деньгах инструмент власти. Их интересовали не формулы и не проценты, а истории: кто стоит за проектом, какую легенду можно будет потом рассказывать на приёмах.
Следом – богачи-одиночки, охотники за новыми чудесами финансового мира. Они искали следующего "гения инвестиций", кого-то, кто мог бы превратить риск в искусство. Для них смелость была синонимом прибыли.
Третью группу составляли институциональные инвесторы – пенсионные и страховые фонды, университетские эндаументы. Эти пришли не ради мечтаний, а ради цифр. Им нужна была устойчивость, холодный расчёт и уверенность, что их капитал не растворится в чьей-то авантюре.
И, наконец, стояли представители фондов – те, кто строил паутину из вложений, разбрасывая риски, как рыбак сеть. Их стратегия заключалась не в победе, а в выживании.
– Это любопытно. Какой объём капитала уже закреплён? – раздался вопрос с приподнятой интонацией.
– И как быстро стратегия начинает приносить результат?
Семейные офисы и частные инвесторы слушали с живым интересом. Институционалы же хранили осторожную вежливость.
– Есть ли результаты тестов? – один из них наклонился вперёд, глядя поверх очков.
Добби, предугадав момент, шагнул вперёд:
– Шон управлял капиталом в Goldman целый год. С тем же алгоритмом доходность превысила четыреста процентов годовых.
Он произнёс это ровно, без пафоса. Слова легли в воздух тяжёлым камнем, но вместо всплеска – лишь приглушённый шорох недоверия.
– Всего один год данных? – переспросил кто-то из институционалов.
В их взглядах не было враждебности – только холодная осторожность. Одного года им было мало.
В памяти всплыло: Пирс оказался прав. Репутация, полученная после сделок с Genesis Investment, после шумных историй с "Эпикурой" и "Тераносом", всё ещё не открывала двери в мир крупных игроков. Богатейшие по-прежнему медлили, словно ждут доказательств, что перед ними не очередная звезда на один сезон.
И всё же – это был не провал. Даже сам факт, что они слушали, задавали вопросы, означал: интерес уже пробудился. Нужно было лишь подтолкнуть.
На запястье тихо щёлкнули стрелки часов – время подбиралось к двум. Стекло корпуса отразило свет прожектора, будто напоминая: пора двигаться дальше.
Когда шагнул к выходу, зал вдруг всколыхнулся. Кто-то из соседей ахнул, Добби громко сглотнул. Повернув голову, взгляд упёрся в фигуру, что шла навстречу.
Мужчина средних лет, с мягким лицом и глазами, острыми, как лезвие. Улыбался так, будто встречал давнего приятеля.
– И ты здесь, вижу, – произнёс он.
Сергей Платонов узнал его мгновенно. Декс Слейтер. Белая Акула. Тот самый, кто стал жертвой обвинений в расизме во время истории с "Эпикурой", а потом всплыл вновь – в скандале с "Тераносом".
Его появление не было неожиданностью: имя значилось в программе как у одного из спикеров. И всё же от этой улыбки по коже пробежал холодок. Она была слишком естественной, чтобы быть просто маской.
– Не против поговорить наедине? – спросил он.
Гул в зале будто стих, уступив место странному напряжению. Улыбка Слейтера не дрогнула.
Что он хотел обсудить – осталось загадкой, но смысл предложения притягивал как магнит. График на запястье мелькнул одним взглядом, потом голос вырвался ровный и деловой:
– Через тридцать минут предстоит сессия. Подойдёт ли такой срок?
Декс Слейтер лишь кивнул, и в его улыбке промелькнула хитрость:
– Этого хватит. Пройдёмся, выйдем на воздух?
Значило это одно – разговор в стороне, подальше от чужих ушей и камер. По дорожке, обсаженной бугенвиллиями и ароматными цитрусовыми деревцами, двинулись вдоль зелёных изгибов сада. Влажный морской бриз приносил запах соли, цветов и лёгкий дымок от дальних барбекю; под ногами шуршали мелкие камушки.