Полковник князь Вадбольский, капитан Сеславин и поручик фон-Визин были посланы на пространство между Можайском, Москвою и Тарутином. Левее от них, между Гжатском и Вязьмой, находился с самого Бородинского сражения подполковник Давыдов. Вправо от армии действовали: полковник князь Кудашев на Серпуховской дороге и вбйска Донского полковник Ефремов на Коломенской. Таким образом составилась цепь „летучих“ отрядов на южную сторону Москвы и проходила там от Вязьмы до Бронниц, между тем как генерал-адъютант Винцингероде, стоя около Клина, посылал партии вправо к Звенигороду, Рузе, Гжатску, Сычевке и Зубцову, и влево к Дмитрову. Капитан Фигнер делал набеги в окрестностях Москвы… Кроме всех сих партий, казачьи разъезды ходили проселками в тыл неприятельских войск, стоявших против Тарутинского лагеря»[244].
«Французы не могли получить воза дров или телеги с мукой, не подравшись за них и часто с большою для себя невыгодою. Многочисленный отряд драгунов Императорской гвардии был атакован и переколот казаками. Два большие обоза были отрезаны и захвачены на Можайской дороге, единственной, по которой Французская армия имела сообщения со своими магазинами и пособиями. Французы потеряли целый отряд в городе Верее, на левом фланге у Мюрата. Таким образом война продолжалась повсюду, кроме пространства, лежащего впереди армий, где по всем вероятностям французы могли бы иметь наибольшую выгоду»[245].
Усилению народной войны всемерно способствовали и сами находившиеся в Москве французы. Примером тому — приказ от 21 (9) сентября: «Император чрезмерно недоволен, что, невзирая на особенное повеление, которое он дал к прекращению грабежа, в Кремль входят целые отряды гвардейских мародеров…»[246]
Надо ж такое придумать! Гвардия — отборные, лучшие части, элита армии. Известны, к примеру, гвардейские кирасиры, гвардейские егеря — были даже гвардейские инвалиды, то есть подразделения, составленные из заслуженных гвардейских ветеранов. Но вот гвардейские мародеры — это явно новое слово в военном строительстве! Если же серьезно, то можно понять, что обстановка была уже такова, что даже гвардии, «старым ворчунам», главной опоре императора Наполеона, было плевать на его приказы.
Любопытно, однако, привести здесь описание французских историков, рассказывающих о том, как их компатриоты{108} возвратились в Кремль после пожара:
«Великая армия снова могла занять свои квартиры. Но как можно было теперь остановить солдат, прекратить грабежи, которым они предавались? (А теперь — особое внимание! — А. Б.) Союзники французов, особенно немцы, грабили вовсю. Москвичи называли их беспардонным войском, отличая их от „настоящих французов“. В Архангельском соборе, в Кремле, вюртембержцы осквернили и ограбили могилы древних русских царей. Благовещенский собор, где совершались бракосочетания царей, превращен был в конюшню; лошади кормились у алтаря и портили копытами мозаичный пол. Так как каменные церкви почти все уцелели от пожара, то солдаты всех национальностей расположились именно в них, оскорбляя русских осквернением святыни, употребляя иконы вместо столов, шутки ради одеваясь в священнические облачения, примешивая элемент маскарада к ужаснейшей драме века»[247].
Подумать только, шутники какие! Неувядаемое галльское остроумие — даже в полусгоревшем городе «настоящие французы» не теряли бодрости духа и чувства юмора! А грабила и насиловала, по мнению историков, лишь та разноплеменная сволочь, которую французы притащили с собой в Россию… Это только русские должны всегда и перед всеми каяться за реальные или мнимые грехи и ошибки отцов, а «цивилизованный» народ успешно находит «крайнего», оказываясь как бы и ни при чем.
Но современники свидетельствовали об обратном. Так, командир «летучего» отряда граф Александр Бенкендорф вспоминал: «Неприятель был вынужден отыскивать для себя продовольствие в окрестностях столицы. Он внес всюду беспорядок и грабеж и уничтожал сам то, что могло облегчить его продовольствие. Скоро окрестности города представляли пустыню; приходилось искать дальше, разделяться на мелкие отряды, и тогда-то началась для французов та гибельная война, которую казаки вели с такою деятельностью и искусством»[248].
248