В подтверждение сказанному откроем хронику событий 1813 года:
«9 (31) января. Казачьи партии из отряда генерал-адъютанта барона Ф. Ф. Винцингероде, следуя впереди колонн Главной армии и ее авангарда, вступили в город Плоцк и немедленно переправились за реку Вислу для наблюдения за неприятелем. В Плоцке взят большой склад продовольствия…»[281]
«20 февраля (4 марта). Отряд генерал-адъютанта Чернышёва в 6 часов утра занял Берлин, вслед за ним вступил в город авангард под командой генерал-майора князя Н. Г. Репнина-Волконского»[282].
«7(19)марта. Отряд полковника Ф. К. Теттенборна{125}, очистив от неприятеля все пространство по правому берегу Эльбы, вступил в Гамбург. В Гамбурге французское правление низложено, город добровольно начал вооружать для содействия российским войскам 5 тысяч человек»[283].
«8 (20) марта. Полковник Д. В. Давыдов заключил с дивизионным генералом П. Ф. Дюрюттом договор, по которому российские войска 10 (22) марта 1813 г. должны были занять предместье города Дрездена Нейштадт, а французы без боя оставить Дрезден. До сдачи города под Дрезденом заключено перемирие»[284].
На сем эпизоде и прекратим перечисление, хотя хронику вполне можно было продолжать — но мы же не пишем историю Заграничного похода или непосредственно того отрезка 1813 года, который Денис Васильевич назвал «краткой эпохой какого-то мишурного блеска оружия». Русские в это время стремительно наступали, французы продолжали бегство.
Ну а Давыдов, насколько помнится, остановился в селе Соколы, ожидая дальнейших приказаний. Так как долго бездеятельно пребывать на одном месте было не в его беспокойном характере, то вскорости, 26 декабря, он сам обратился с письмом к генерал-лейтенанту Петру Петровичу Коновницыну, дежурному генералу русской армии. Денис писал:
«Я достоверно узнал, что из Варшавы австрийские магазины вывозятся вон с поспешностию, что в городе сем, кроме больных и нескольких сот пехоты, никого нет и что жители не только нас ожидают, но что от страха собрали значущее число контрибуции для усмирения победителей. Сия последняя статья основана, как кажется, на их собственном характере; ибо русских предмет не деньги. Я не намерен и не смею давать советы; но долг всякого объяснить мысли свои и потому я думаю, что если силы наши, пользуясь заслонением ныне занятыми противу австрийцев нашими аванпостами, двинутся с поспешностью из Гродны через Ганюнз, Новогрудок, Остроленку к Пултуску […и в конечном итоге] достигнут своей цели, которая основана на занятии Варшавы и отдалении в Галицию австрийского корпуса…», — тут мы прервем свободный ход мыслей нашего героя, замахнувшегося на столицу одноименного герцогства, и опустим приведенный им анекдот про то, как Наполеон бежал, бросив свою армию. Впрочем, Давыдов и сам понял, что затянул свое послание, а потому решительно его обрубил: «Пора бы и кончить! Но письмо не письмом без всепокорнейшей моей просьбы усилить меня комплектным казачьим полком. Ради Бога, ваше превосходительство, исходатайствовайте мне эту милость. Неравно что-нибудь прикажут, ей-ей не в состоянии буду выполнить приказание — а это, вы знаете, не в моих правилах. Уверен будучи в вашем ко мне хорошем расположении, с истинным почтением имею честь быть, вашего превосходительства, покорный слуга Денис Давыдов.
P. S. Когда меня усилите, нельзя ли мне позволить действовать своевольно? Авось ли что-нибудь сотворю»[285].
Известно, что отважный боевой генерал Коновницын был человеком строгих правил, четко придерживавшийся, что называется, «уставных требований». За это его можно критиковать, но, между прочим, умным людям известно, что если бы вся армейская служба действительно была организована строго по уставу, то служить было бы гораздо легче. Точно так же, как если бы в Российском государстве законы были обязательны и едины для всех — тогда бы мы жили припеваючи и всему миру на зависть! Так что не станем осуждать будущего графа, генерала от инфантерии и военного министра (не был бы он «уставником» — министром не стал бы!) за то, что ему то ли не понравился свободный «партизанский» стиль письма, то ли еще что-то — и просьба Дениса была попросту оставлена без ответа. Более того! «Здесь же, в Соколах, партия Давыдова вошла в состав главного авангарда, порученного отличавшемуся большою строгостию генералу Винцингероде. Таким образом, привыкшему к полной самостоятельности партизану пришлось сразу подчиниться строгой дисциплине. Этот крутой перелом был ему, конечно, не по душе»[286].