– Кстати, Кунсткамера же – музей смерти.
– О да-а-а. Это очень к слову. Знаешь, я поражаюсь тому, как люди бессознательно относятся к смерти. Все очень боятся умереть, невзирая на то, что они уже однажды были мертвы, не рождены. Нерождение ничем не отличается от смерти, так как ни в одном, ни в другом случае у тебя нет телесной формы для восприятия мира. Нам страшно думать о каких-то моментах из будущего – дальнего или ближнего, – в которых нет нас самих. Вот ты смотришь на дома, деревья, горы и понимаешь, что они как стоят сейчас, так и будут стоять после тебя. Но почему-то никого не пугает тот факт, что люди старше, например, родители, с которыми сейчас можно поговорить и повзаимодействовать, жили тогда, когда тебя даже и в помине не было. Сегодня утром я сидел дома и размышлял о теории хаоса и относящемуся к ней эффекту бабочки. Знаешь такую формулировку: «Взмах крыльев бабочки в одном конце света может вызвать катастрофу в другом», то есть «Небольшие различия в начальных условиях рождают огромные различия в конечном явлении… Предсказание становится невозможным»? Если вдуматься, каждое, даже мельчайшее, действие влияет на всю последующую цепочку событий, ведущих к какому-либо результату. Страшно даже говорить о ничтожности той вероятности, с которой появляется конкретное существо на свет; эта вероятность настолько мала, что если хоть одна травинка на всей планете до твоего зачатия шелохнулась бы на миллиметр по-другому, то тебя даже близко бы не было. Таким образом, можно сделать вывод, что в том числе из-за твоего участия во всей этой системе родились все люди, которые младше тебя, хотя в то же время не родились все те люди, которые могли бы родиться без твоего участия в системе. Короче, это все немного бессмысленно за исключением одной важной детали: появление на свет того или иного существа – настолько ничтожная вероятность, что ее можно просто приравнять к нулю и уверенно сказать, что тебя не существует прямо сейчас.
– Что ты несешь? Как это меня не существует?
– Твое положение во всей этой системе настолько шатко, что тебя даже нельзя принять за нечто значимое. Подумай, вместо тебя мог родиться кто-то совершенно другой с неимоверно огромным шансом, на фоне которого твой шанс на жизнь – это молекула одной капли в океане. Твое положение в этом мире так же «основательно», как если бы ты оказался посреди пустыни с одной флягой воды. В такой ситуации ты же отчетливо понимаешь, что тебя уже не существует, да? Ты еще жив, и большинство твоих друзей еще не успели заметить, что ты пропал, но для привычного тебе мира ты перестал существовать в тот момент, когда оказался в середине пустыни; твоя надежда перестанет существовать, когда у тебя кончится вода; а ты сам перестанешь существовать через 3-4 дня; ну и твое тело перестанет существовать, когда его занесет песками. Сейчас ты существуешь, да, но, с точки зрения системы, ты лишь занимаешь ту позицию, которую без каких-либо изменений мог бы занимать кто-то другой.
– Какой-то очень абстрактный уровень, все эти «бы-бы».
– Да, согласен, довольно абстрактно, но в этом и суть, что каждый видит только то, что расположено у него перед носом, считая себя очень важным и необходимым. Если подумать шире, становится понятно, что к себе надо относиться проще. И к своей смерти тоже. Что ты есть, что тебя нет – разницы от этого никакой, поэтому даже «будучи» можешь уверенно считать, что тебя нет.
– Ладно, не знаю, какое-то депрессивное грузилово, давай дальше. Ты в загробные миры-то вообще веришь?
– Знаешь, когда я был дурачком, я верил, да, что буду себя хорошо вести, а потом дядя в белом халате где-нибудь на Небе отведет меня туда, где я буду наслаждаться всеми возможными удовольствиями, материализующимися в момент моего хотения. Потом я понял, что это все придумано несчастными людьми, которые, как и все остальные, страдают в своей телесной форме и надеются, что когда-нибудь это все кончится, и начнется настоящее счастье. Это тот же самый синдром отложенной жизни: кто-то строит планы и надеется, что лучшие времена наступят в будущем, еще при жизни, а кто-то уже даже не возлагает надежды на эту жизнь, строя планы на загробную. Это слишком глупо, чтобы быть правдой. Да и потом, не дай Боже попасть в Рай: там ведь с ума можно сойти от всех этих гедонистов, которые таки дорвались до вечных наслаждений. Людям почему-то свойственно все категоризировать и делить на «добро» и «зло». Будешь делать «зло» – будешь за это расплачиваться. Будешь делать «добро» – тебе воздастся. А что, если я скажу тебе, что все это – ложь? Что в конце нет никакого суда, нет экрана со статистикой твоих хороших или плохих дел, таблички с набранным количеством очков, ответов на вопросы и прочего? В конце, кем бы ты ни был, все равны. Да и чтобы получить ответы на вопросы, их сначала надо уметь задать. Все эти категории хорошего и плохого – лишь попытки подогнать непостижимое под человеческое понимание. Но эти попытки весьма хреновы, ведь то, что лежит за смертью, априори нельзя описать и понять, и не потому, что для этого еще не придумали слов, а потому, что под это не заложено способностей мозга. Обычно людям страшно умереть, потому что они боятся за свое нажитое добро. «Как так-то, я всю жизнь выплачивал ипотеку, копил вещи, собирал коллекцию. Оно что, все просто пропадет после смерти?» В этом-то и прикол, что в этой жизни нельзя сделать что-то, что не пропало бы после смерти. Сам по себе факт смертности говорит о том, что тот отрезок, что лежит между началом и концом, – уж точно не лучшее время копить. Если вдуматься, люди желают вечной жизни лишь ради того, чтобы не расставаться с накопленным. Знаешь, что произошло со мной? Я перестал бояться смерти, когда перестал держаться за материальное. Более того, я понял, что вся моя жизнь – это лишь путь к смерти. И я иду к ней налегке, ничем не обремененный. Как бы кто ни жил, чем бы ни занимался, «but in the end it doesn't even matter». Жизнь изменилась так, что меня значительно сильнее пугает вечная жизнь, чем смерть. Я и так в двадцать два года уже на стену лезу от тщетности, а даже не известно, сколько мне еще тут томиться. Забавно, что кто-то в попытках удержаться в этом мире пытается оставить «наследие», якобы обретая вечную жизнь. Это полный бред даже с той точки зрения, что в момент смерти мир тоже перестает существовать, потому что у него пропадает наблюдатель. Установить какой-либо факт можно только благодаря наблюдателю. Когда наблюдателя нет, нет и самого факта. Точнее, факт есть, но он находится во всех возможных состояниях сразу. Он одновременно и жив, и мертв. И в момент, когда появится наблюдатель, материализуются сразу все состояния, тем самым создав мультивселенную. В этой мультивселенной ты и живешь.