Проводив обоз версты на две, при возвращении ломали женщины ветки: сосен, дома втыкали над воротами, в сенях. О, зеленели хвоей избы Нюхчи, Кеми, Сороки, Карельского берега!
13 апреля — канун пролетья.
Солнце во все небо. Ведреная погода, слепит сияние полей, покатые холмы словно полымем объяты. В низинах безумолчен ропот мутных потоков.
Приспел пролог лета красного, о нем дальше сказ.
14 апреля — Марья.
«Пришла Марья — зажги снега, заиграй овражки».
И свет, и звуки — все схвачено с пронзительной поэтичностью, кратко и емко.
Холодное сердце, черствая душа не создаст вдохновленной строки. Между тем хранились месяцесловы народом, сносившим нужду, тяготы, унижения. Над «подлым сословием», как значилось крестьянство еще в просвещенном ХУШ веке, постоянно тяготели заботы о земле, о хлебе.
«Пустые щи» — значатся в устных численниках.
Напусто-пусты щи, раз капуста кончается, и щец не досыта, раз длится пост, по-деревенски великое говенье.
Его соблюдали истово, вопреки присловью, что «пост — не мост, можно и объехать». Чтобы детям легче его перенести, допускали кое-какие поблажки. На четвертой, Средокрестной, Крестопоклонной неделе Великого поста выпекалось особое печенье в виде крестиков, серпиков, кос и т. д. Детей отправляли поздравлять соседей, родственников. Стихами, понятно:
Брызнут на них водой — смех и визг, ну а за испуг, за стишки на — ка в ручку печенюшку.
Деревенские святцы для других местностей содержали такую радостную весть: «Говенье ломается, на печи Христос обувается». Вместо крестиков пекли блины. Кушая их, приговаривали — «Божьи онучки».
В шестую неделю говенья, Вербную, когда «Лазарь за вербой лазал», дети и взрослые заготовленные пруточки носили освящать в церковь.
«Без вербы — не весна» — поучали земледельческие календари.
К Вербнице, Вербной субботе каждый край Руси, как всегда, поставлял прогнозы.
— На Вербной мороз — яровые хлеба хороши будут, — загадывали новгородцы.
— Если Вербная неделя ведреная, утренники морозные, то яровые будут хорошими, — судили ярославцы заодно с ними.
«Верба распутицу ведет, гонит с реки последний лед» — пожалуй, это нам тоже годилось.
15 апреля — Тит и Поликарп.
«Пустые щи» по старому стилю приходились на 1 апреля, оттого в деревенских святцах: «не обманет и Марья Тита, что завтра молотить позовут: по гумнам на Поликарпов день одна ворона каркает».
Цепы бездействуют. У голытьбы закрома голы: что ушло в уплату податей, недоимок, что приели. В хлевах скот от бескормицы в лежку.
Чего уж, «ворона каркала, каркала да Поликарпов день и накаркала».
Насчет серой и с поглядкой вокруг деревня прохаживалась: «Где вороне не летать, все навоз клевать». «Попалась ворона в сеть, попытаюсь, не станет ли петь». «3аймовать — очи сокольи, а платить — и вороньих нет».
16 апреля — Никита.
В устных календарях этот день — ледокол.
Бурлят, бушуют овраги и ручьи. С мокрым снегом, дождями, под солнцем в теплынь растревожились заносы в хвойных недрах. Взыграли реки: первыми те, что поуже, на подъем полегче, следом — которые шире, могутней. Болота залило: в них кочки, всплывший лед, словно пристань стаям гусей, уток — с дороги отдых дать, зобы зеленью, подснежными ягодами набить.
«Не пройдет на Никиту лед, весь весенний лов на нет сойдет».
17 апреля — Осип песнопевец.
«Цок-цок сверчок, с огорода под шесток…»
А, знаем песнопевца, честь ему и место!
«После Федула бабе стряпать веселее: в горшке пустые щи, зато под печкой сверчок поет».
18 апреля — Федул.
В устных календарях — ветреник.
Возвраты холодов в русле движения весны.
Сушь, мелели лужи, но в одночасье перемена: и снег белит бревна избы, и метель — зги не видать.
С чего «Федул губы надул»? Наверное, кто-то поторопился зимние рамы выставить: «Окна настежь — теплу дорогу застишь».
За Москвой по уму совсем противоположное: «На Федула растворяй оконницу». «Пришел Федул, теплый ветер подул, окна растворил — избу без дров натопил».
19 апреля — Евтихий и Ерема.
Приметам дополнение:
«На Евтихия день тихий — к урожаю ранних яровых».
«Ерема ярится, ветром грозится, хоть не сей ярового, семян не соберешь».