«Свинья умна у богатого гумна» — к этому присловью северяне охотно присоединялись. «Много хлеба — заводи свинью, и тебя без куска оставит». Сельские жители Вологодчины раньше держали немного свиней, архангельцы того меньше, счет был в губернии на сотни голов.
Молодежи и вовсе не до сна в канун, ночь единственную. «Ведьмы месяц крадут, айда, девоньки, за околицу караулить!»
Смотрите, устерегли: пасет месяц, пастух рогатый, стада звездочек. Дивья, коли парни рядом, с ними да не устеречь. Прошлись улицей, деревню перебудили песней:
Бездна неба, блеск и сверканье снегов, омытых луной, таких непорочно чистых, таких голубых, что сердце щемит: куда все скрылось безвозвратно? Кому помешали гумна с ометами соломы, кладями снопов, избы кряжистые на подклетях, таинственная их завораживающая немота по ночам, чем нарушаемая, то перекличкой петухов?
Ушло, кануло, вместе с колядками, с приметами:
«Ночь звездиста — год ягодистый». «Лето ягодное — хлебно…»
14 января — Обрезание Господне. Василий Великий. Новый год по старому стилю.
В устных календарях солноворот Поморья — щедрый вечер, овсень, таусень, зажив дня.
Для него, щедрого застолья семейного, порезуха пускала барашка на жаркое, порося на студень: «На Васильев вечер свиную голову на стол». Встретить Новогодье за праздничным столом, ломящимся от яств, — заручиться изобильем. Хозяйка, что есть в печи, на стол мечи!
У него, Овсеня, Таусеня, колядки заимствовали припев, от него мороз величался Васильевичем.
К нему ходил на встречу Илья Муромец сеятелем счастья крестьянского…
Впрочем, обряд засевок под конец достался ребятне. От порога избы осыпай горстями зерна красный угол избы с божницей, с лампадкой под образами:
Что мужиков касалось? Сором из избы не забудь сад окурить, последи за погодой:
«Туман будет — к урожаю…»
Одни и те же даты устного численника насыщались содержанием в зависимости от местных условий.
К островам Ледовитого океана, рыбацким, зверобойным становищам приблизился солнцеворот. «После Василия заотсвечивает», — радовал зимовщиков исход полярной ночи.
В губах-заливах к концу лов наваги. «Наважки всяк хочет»: 150 тысяч пудов «царской рыбки» ежегодно поставлялось на рынок.
Замирает ход беломорской, иначе сороцкой, сельди, названной так от села Сороки. В XIX веке однажды набилось косяков к берегу — ведром рыбу черпай! Мороженая «сороцкая» подкупала дешевизной (иногда 6 копеек — пуд), встарь добывалось ее около полутора миллионов пудов за путину.
15 января — Сильвестр.
В устных календарях — куриный праздник.
«Страшные вечера», нечисть колобродит. Верная от нее оборона — петушиный крик. Чистились, можжевеловым дымом окуривались курятники.
На святителя Сильвестра, Папу Римского (IV век), ссылались русские публицисты в учении о третьем Риме. Якобы император Византии Константин поднес Сильвестру белый клобук — монашеский головной убор — в знак преклонения человечества перед Римской империей как родиной Иисуса Христа и главенствующей роли Рима в христианстве. Под натиском варваров рухнул Рим, возник церковный распад на католичество и православие. Клобук вернулся обратно в Константинополь — второй Рим. По грехам ее, Византия покорилась туркам-магометанам, клобук теперь у нас: «Москва — третий Рим, и четвертому не бывать». Так крепни Отечество, так процветай Русь, осиянная Божией благодатью, ибо Русь падет — постигнет погибель род людской!
Вспомним о вкладе северян в укрепление могущества державы, расширение ее пределов. Вслед за атаманом Ермаком Тимофеевичем по казачьему следу тронулись мужики-пахари, солевары и мукомолы, купцы с Устюга, Тотьмы, Соли Вычегодской, Холмогор. Где грохотала пальба, свистели стрелы, заколосился хлеб. Соха и серп, скрип уключин лодий с товарами покоряли Сибирь…
Было чем гордиться нашим пращурам, не правда ли?
16 января — Гордей и Малахий.