В этой части я хочу вам также рассказать одну историю о свиньях, подчас переживания которой имел сомнительное удовольствие наблюдать метания перепуганной хрюшки, по недосмотру хозяев оказавшейся вдруг на свободе незадолго до окончания своих злоключений, что для домашних свиней означает также и момент окончания их бренной жизни. В том случае свинье, которую как раз собирались колоть, не иначе как чудом удалось сбежать за миллиметр от удара лезвия длинного хозяйского ножа, в обиходе именуемого также колуном, растворившись в поздних сумерках летнего вечера. Свинья эта затем, под пологом почти упавшей уже ночи, проделала короткий путь от наших соседей по фамилии Сеник к нам вдоль узкого перешейка огорода, по удачному стечению обстоятельств обогнув в практически уже непроглядной темноте и выгребную яму, в которую регулярно падали то куры, то собаки, то коты, не замарав тем самым свое ценное мясо тамошними отходами. Проделав все это, свинья оказалась между дровяником и сараем, хвостом к ножу мясника, а пятачком к нашему двору. Спасения ей, впрочем, было не видать, как своих ушей: ведь известно, что и на свинячьи ушки, и на языки тоже, и на многие другие весьма даже нелицеприятные порою составляющие свинячьего тела, находятся всегда охочие до них любители.
Так получилось, что мать моя и я были во время того происшествия на веранде. Мать, едва завидев раннюю эту зарю, визжащей кометой влетевшую к нам во двор и принявшуюся там бесцельно метаться, тычась рылом из угла в угол, так как все двери и ворота, все выходы и входы, были уже давно и надежно заперты на ночь, тут же строго-настрого запретила мне покидать пределы дома, сама же позвала бабушку. Вместе они вышли во двор и на какое-то время растворились в царящей вовне темноте. Что именно они там со свиньей делали - мне доподлинно неизвестно, так как сколько бы я не вглядывался во мглу за окном - не видно было ни зги. Лишь силуэты перемещались по двору, да и то только первое время, а потом все совсем затихло. По всей вероятности, горизонт событий разворачивающейся баталии между свиньей и моими взрослыми переместился слишком далеко от окон, чтобы я мог его видеть. К тому же тусклый свет лампочки, освещающей веранду, препятствовал моему наблюдению и очень скоро я оставил бессмысленную эту затею, отправившись внутрь дома, доложить Акулине подробности происшествия, которых и сам в точности не знал, но заручившись поддержкой фантазии, в те годы редко меня подводившей, мгновенно понапридумывал их уйму. По итогу свинья была изловлена и возвращена в руки благодарных хозяев, почти сразу же ее хватившихся, а там уже у них, наверное, успешно умерщвлена, что и было изначально в проекте. Как помниться мне, благодарность хозяев на материальные вознаграждение тогда не распространилась, - мяса нам так за помощь и не перепало: видать не сильно-то и помогли, по их оценке.
Не могу обойти стороной и еще один аспект своего пребывания в деревне, а именно членистоногих, в обилии населявших обетованную мою тмутаракань. До такой мелочи (однако, существенной для хозяйства), как жуки, пожирающие муку я, конечно же, опускаться не буду, равно как и степень омерзительности объектов своих историй обещаюсь отсюда регулировать (достаточно и одного упоминания о личинках мух из нужника на данный текст), но определенную роль насекомые в моем воспитании все же сыграли, причем далеко не только деревенском. Однако на все свое время, как любила повторять моя мать, когда я малышом проявлял нетерпение в каком-либо вопросе, а случалось это частенько.
Итак, в вопросе насекомых деревня у меня стойко ассоциируется с колорадскими жуками. Уж настолько сильно насекомые те въелись в мою память, которая, как я все чаще теперь замечаю, в случае воспоминаний давних потихоньку превращается во вполне еще сочный, но уже заметно изъеденный паразитами лист картошки, что избежать их упоминания здесь я при всем своем желании никак не могу. Отношение мое к ним уже в мои ранние годы под влиянием родных сложилось исключительно негативное, но, и что естественно, как и во всем прочем не вполне еще осознанное. Дело с колорадами обстояло в том, что я, как и все в общем-то примерные хозяева, на которых равнялся, конечно же, стремился максимально оградить свой урожай от полосатых и усатых гринго и их личинок, повадившихся его портить. В силу возраста, а может быть, и особенностей мышления я, однако, ненавидел тех вредителей не за несомненный вред, наносимый ими растениям, но за их омерзительный и в то же время притягательный, как по мне, внешний вид и баснословное количество, которое ни одному виду насекомых не идет на пользу в вопросе восприятия его людьми. Взять, к примеру, ту же саранчу: в единичном экземпляре тварь весьма даже занимательную, и своим поведением и внешностью отличающуюся от саранчи стайной, когда же налетает она роем, - это уже не забава выходит, а одна из египетских казней. То же наблюдение можно перенести практически на любой другой вид насекомых, даже на милых прелестниц бабочек или сестричек их речных стрекоз, - такое вот общее правило для всех членистоногих и даже самых огромных, вроде жука-голиафа. Что же до методов моей борьбы с усато-полосатыми налетчиками, то они отличались от случая к случаю. Тогда как взрослые мои их травили химикатами, что было необходимым злом, я мелочь собирал в ведерко, дабы затем окатить ее кипятком, тем самым массово угробив. Положительное влияние такого подхода на дело сохранения урожая в пересчете на общую численность колорадских жуков, орудующих на огороде, минимальное, хорош же он тем, что занимает ребенка и правильным образом настраивает его на борьбу с захватчиком. Подход этот в деревне распространенный, но заняты таким собирательством обычно маленькие дети, которым и поручить еще ничего тяжелого и ответственного по хозяйству нельзя или ребятишки повзрослее в досужее, свободное от работы время.
Я помню отвратительный запах того бульона, который получался из кипяченых колорадов и их личинок, розовеньких и плотных, еще несколько мгновений назад копошащихся внизу и пышущих жизнью, а теперь испустивших телесные соки в воду вместе с последним неслышимым мною воплем. К огромному моему сожалению вынужден здесь сообщить, что ошпаривание кипятком было далеко не единственным подходом, практикуемым мною в те годы, и далеко не первым по жестокости. К стыду своему признаюсь, что среди прочего доводилось мне увлекаться тем подвидом энтомологической микрохирургии, которым очень часто занимаются скучающие без дела или не отличающиеся большим количеством друзей мальчишки, разделывая насекомых посредством булавок, шпилек и ножей. И хотя почти тем же делом, но с применением несомненного научного метода, занимались и продолжают заниматься ученые-биологи в своих изысканиях, рассматривая вопрос сквозь призму воспитания, влияния на неокрепший ум такого рода занятий, я все же пришел к тому выводу, что спускать подобную деятельность с рук детям решительно нельзя и что она заслуживает всяческих порицаний со стороны взрослых. Мои же родители именно так и делали, даже зачастую не зная, чем в действительности я был занят. Их меньше всего волновала жизнь и смерть каких-то там букашек, тем более вредителей. К тому же отклонением от нормы в обществе людей такие забавы почему-то не считаются, в отличии от, скажем, расчленения птиц, млекопитающих и себе подобных. Моих же взрослых можно понять: ни минуты покоя, - это как раз о том времени в деревне. Не болеет чадо - и то хорошо! Вот, как они считали.