— А теперь посмотрим, что вы там везете. Открывай фургон.
Норман, раздосадованный встречей с полицией, наблюдал за происходящим в зеркало. Он еще не знал, что предпримет, но предчувствия были у него самые плохие. Он собрался уже выйти из кабины, чтобы помочь своему напарнику договориться с полицейским, как вдруг из-за поворота выехала черная машина без номеров. В выгнутой поверхности зеркала отразилось тело его напарника, рухнувшее на дорогу перед машиной. Ни секунды не раздумывая, Норман Баррет соскочил с высокой подножки и бросился на помощь.
— Эдди! — крикнул он, но добежать не успел.
Полицейский выстрелил раньше, чем Норман успел выхватить свой «кольт».
Пуля ударила ему в плечо, Нормана отбросило к стенке фургона. Он медленно съехал спиной по зеркальной поверхности на асфальт рядом со своим напарником.
— Эдди, — прохрипел он, — прости меня.
Эдди слабо пошевелил губами, и его голова запрокинулась.
— Не умирай, не умирай, Эдди, — шептал Норман, протягивая к нему окровавленную руку.
Пальцы его чернокожего друга судорожно сжались и замерли. Теперь уже навсегда. Кровавая пелена закрыла глаза Баррету. Он не мог увидеть, как рухнул на пыльный асфальт смертельно раненный офицер полиции, который их остановил.
Субъект в широкополой шляпе и темных очках бросил еще дымящийся пистолет на сиденье машины и сел за руль, захлопнув дверцу.
Черная машина без номеров исчезла за поворотом, оставив после себя тучи пыли. На шоссе лежали три человека. Двоим из них не суждено было снова увидеть этот раскаленный пустынный пейзаж, наводящий на мысль о бренности всего живого.
Прошло девять месяцев, прежде чем Баррет смог выйти из тюремной больницы. В его ушах еще звучал приговор, зачитанный в суде: пожизненное заключение, содержание в калифорнийской тюрьме строгого режима. Всю оставшуюся жизнь ему предстояло провести за высокими кирпичными стенами и окнами с решеткой. Шагнув на больничное крыльцо, он с непривычки зажмурился от яркого солнца. Прикрыв глаза рукою, он немного постоял, окруженный охранниками, которые терпеливо ожидали его, и неторопливо двинулся к машине.
Баррет сел на жесткое сиденье, положив на колени руки, скованные наручниками. За ним захлопнулась дверь, щелкнул замок. И снова в его голове прозвучал суровый голос судьи: «Норман Энтони Баррет приговаривается к пожизненному заключению за сопротивление, оказанное при аресте, и за преднамеренное убийство полицейского. Приговор обжалованию в Верховном суде Соединенных Штатов не подлежит». Он вспомнил и свое последнее слово: «Я не виноват. Меня просто подставили. Я не убивал полицейского».
За решеткой окна проплывала дорога, по которой Норман ездил много раз. Он вспомнил свои дальние рейсы, вспомнил своего напарника Эдди, и перед его мысленным взором пронеслись годы жизни, проведенные на свободе. Теперь всего этого не будет. Дорога до тюрьмы, куда его перевозили, была неблизкой. И он жадно ловил глазами мелькающие за окном последние картины свободного мира, в котором он пока еще находился, но видел его уже, к сожалению, через решетку.
Норман не обращал внимания на сопровождавших его охранников, он не прислушивался к их разговору, не слышал рева мотора полицейской машины. Он грустно смотрел в окно, запоминая скалистый калифорнийский пейзаж с ветряными электростанциями, меланхолично вращавшими в раскаленном знойном воздухе лопастями своих громадных винтов, словно крыльями.
Притормозив, полицейская машина съехала с автострады на проселочную дорогу и помчалась в гору. Норман понял это, почувствовав по реву мотора, как тяжело машине дается подъем. Внезапно она остановилась, двери открылись, и Норман увидел, что двое охранников, перебрасываясь неторопливыми словами, вышли из машины и закурили, поглядывая вдаль. Повернув к нему головы, они внимательно, словно в первый раз, разглядывали своего пассажира. Норман насторожился. Охранники снова отвернулись, продолжая беседу.
— Послушай…
— Слушаю.
— Как там твоя жена?
— Не хуже твоей.
— А дети?
— Как всегда.
Они замолчали, чувствовалось, они говорят не столько для себя, сколько для Баррета.
— Сделаем, как задумали?
— Ясно, договорились же.
— Ну, тогда действуй…
— Отойди, им займусь я.
Они больше не говорили про дом, про семью, не вспоминали детей. В их словах звучала угроза, пока еще непонятная Норману.
Крылья ветряных электростанций крутились мерно и неумолимо, как ножи гигантских мясорубок. Их темные тени скользили по выжженной траве.
— Подожди немного, — сказал охранник, старший по званию, передавая другому карабин с оптическим прицелом. — У меня есть дело к этому придурку.
Он шагнул в машине, заслонив от Нормана солнце.
— Ты иди пока погуляй, — отправил он своего младшего напарника.
— А ты, козел, вылезай, разберемся.
Норман не спросил, зачем, и остался сидеть.
Полицейский настаивал.
— Нам еще двадцать минут осталось ехать, по моим расчетам.
— Давай вылезай.
Второй раз за этот день Норман зажмурился от яркого света и ступил из машины на горячую каменистую землю. Даже сквозь подошвы ботинок он ощущал, какими острыми были камни на этой проселочной дороге.
Полицейский толкнул его в спину:
— Давай быстрей!
И, подгоняя в спину, повел прочь от машины.
Они шли медленно. Полицейский был явно недоволен этим, но Баррету некуда было спешить.
Боковым зрением Баррет заметил, что второй охранник мирно прогуливается под вертящимися лопастями электростанции. По его виду можно было догадаться, что он ничего не увидит и не услышит, что бы сейчас здесь ни произошло,
— Где мы находимся? — спросил Баррет. — Вы же должны меня в Синг-Синг доставить, а туда еще ехать и ехать, насколько я знаю…
Вместо ответа полицейский размахнулся и резиновой дубинкой больно ударил Баррета по бедру. Тот согнулся от боли, затаив злобу. Сделать сейчас он ничего не мог. Полицейский был вооружен, а руки Нормана были скованы наручниками. Охраннику, видно, это понравилось, он еще раз взмахнул дубинкой и опустил ее на спину Норману-
— Тебе известно, козел, что ты моего друга замочил? А он был хороший полицейский, не то что ты, падла.
Таких козлов, как ты, сволочь, мы сотни с ним переловили, а ты его, гад, замочил! Сейчас я-с тобой посчитаюсь, — проговорив это, полицейский снова ударил дубинкой Бар-рета. На этот раз удар пришелся по шее.
Баррет скорчился, упав на колени, но снова поднялся, превозмогая боль. Он не хотел показывать охраннику свою слабость.
— Ты что, на мне захотел отыграться? — как можно равнодушнее спросил он.
— Заткнись, сволочь! — закричал полицейский и снова замахнулся, чтобы ударить.
Увернувшись от удара, Норман схватил жестяную бочку, которая стояла возле забора, и швырнул ее в охранника. Удар пришелся прямо в голову. Тот покачнулся и, смешно вскинув руки, упал. Баррет прыгнул на него и двумя кулаками ударил в грудь. Полицейский захрипел и замер.
Младший охранник, соблюдая уговор со своим напарником, отвернувшись, смотрел вдаль. Он явно не предвидел такого исхода.
Торопясь и нервничая, Баррет попытался отстегнуть ключ, которым были замкнуты его наручники, от пояса неподвижно лежавшего охранника. Но у него ничего не получилось. Потные руки скользили по металлу, ключ все время выскальзывал.
Второй охранник, наконец, заметил, что его напарник лежит без движения на дороге в стороне от машины. Выхватив пистолет, он вскинул его, стараясь взять Баррета на мушку. Увидев Это, Баррет бросился бежать. Но путь ему преградила колючая проволока, ограждающая поле с ветряными электростанциями. Один за другим хлопнули выстрелы. Но полицейский, явно волнуясь, никак не мог попасть в цель. Фонтанчики пыли и осколков камней взлетали слева и справа, а Баррет все бежал, не оглядываясь, к проволоке. Пригнувшись, он нырнул, проскочив между колючими нитями. Больно ударившись о камни, он покатился по пыльному откосу вниз, не чувствуя боли, хотя все его тело было изранено колючками кактусов и острыми стеблями засохшей травы.