— Где отец?
— Умер четыре года назад. Он на городском кладбище, если хочешь к нему наведаться.
— А он одобрял, как ты живешь?
— Да, он был вполне мной доволен.
— А меня он всегда считал настоящим говном. — За напускной бравадой в его голосе слышались нотки сожаления.
— Так ведь ты же и был говном. Не забывай — я был с тобой. Я был тобой.
Некоторое время мы шли молча. Ночь была прохладной. Сквозь тонкую подошву туфель я ощущал холодные камни тротуара.
— А как тебе эта девчонка? Дочка Магды.
— Паулина? Очень неглупая, хорошо учится. Замкнутая.
— А чего это она среди ночи торчит перед зеркалом в чем мать родила?
— Полагаю, примеряет новые обличья.
— А она ничего себе. Особенно если сиськи чуток отрастит.
Что-то внутри меня екнуло. Мне не нравилось слушать подобные речи о моей падчерице, особенно после той неловкости, которую ощутил, увидев ее голой. Но через секунду я уже усмехался, потому что понял: я сам произношу эти слова. Я семнадцатилетний. Потом он сказал кое-что, от чего мои мысли приняли другое направление.
— Тебе придется сильно мне помочь, я же ведь ничегошеньки не знаю.
— Ты это о чем?
Остановившись, он тронул меня за руку — мимолетное прикосновение, словно против его воли, по необходимости.
— Кое-что мне известно, но совсем не так много, как ты, поди, думаешь. Ничего о том, что здесь происходило, после того как я убрался. Я знаю, что было до того, ну, когда я рос и всякое такое, а потом — ничего.
— Тогда почему ты здесь?
— Посмотри на своего кота. Он тебе рассказывает.
Смит все еще был с нами, но шел как-то странно: перебегал от меня к нему, проскальзывая между ног, как будто сшивал нас невидимой нитью. Фокус не из простых, но, глядя на него, казалось, что делает он это без труда, как и большинство котов.
— Я здесь, потому что тебе это нужно. Тебе нужна моя помощь. Сейчас налево. Нам надо к дому Скьяво.
— Но ведь ты минуту назад сказал — ты не знаешь, что происходит в городе. Так откуда ж тогда тебе известно про Скьяво?
— Слушай, я здесь уж никак не для того, чтобы тебя морочить. Я тебе расскажу, что знаю. Не поверишь — твои проблемы. О Скьяво мне вот что известно: они муж и жена и на днях исчезли из своего дома. Вот к этому-то дому мы сейчас и идем, потому как тебе там надо кое-что увидеть.
— Зачем?
— Без понятия!
— Кто тебя прислал?
Он помотал головой:
— Без понятия.
— Откуда ты явился?
— Без понятия? Из тебя. Откуда-то из тебя.
— Толку от твоих объяснений столько же, как от козла молока.
Он развернулся и пошел спиной вперед — лицом ко мне.
— Что сталось с Винсом Эттрихом?
— Бизнесмен. Живет в Сиэтле.
— А Зайка Глайдер?
— Вышла за Эдвина Лооса. Они живут в Такахо.
— Бог ты мой, так они все-таки поженились! Потрясающе! А как Эл Сальвато?
— Погиб. Он и вся его семья попали в автокатастрофу. Вблизи города.
— Сколько тебе теперь?
— Сорок семь. А то ты сам не знаешь! Разве они тебе этого не сообщили?
Он выпятил нижнюю губу.
— Ни хера они мне не сказали. Господь не указывал на меня перстом и не говорил: «Ступай!» Это тебе не «Десять заповедей». Никакой я тебе в жопу не Чарлтон Хестон с компанией, чтобы воды жезлом разделять. Просто я только что был в одном месте, а через минуту — уже здесь.
— Информация ценная, ничего не скажешь. — Я многое хотел к этому добавить, но замолчал, потому что услышал стук молота. Это в три часа ночи.
— Слышишь?
Он кивнул.
— Это там, дальше по улице. — По выражению его глаз, по тому, как он украдкой огляделся по сторонам и снова уставился на меня, я понял: парень знает куда больше, чем говорит.
— Тебе известно, что это?
— Давай-ка лучше пойдем поскорее, а? Потерпи, пока мы туда дойдем. — Продолжая шагать спиной вперед, он старался больше не встречаться со мной взглядом.
Мне стало ясно, что из него больше слова не вытянешь, и я сменил тему.