Я возился с Труффальдином, проверяя его нитки. Пьетро начистил мелом медные бляхи на бубне, приколол на свою шляпчонку какой-то цветок и повязал себе на шею огненную тряпицу.
— Гляди, как расфрантился, настоящий индюк! — крикнул я Паскуале.
— А тебе завидно? — огрызнулся Пьетро, охорашиваясь перед осколком зеркала.
— Пьетро, куда ты запропастился, чертенок? — крикнул с улицы Мариано.
Пьетро, схватив бубен, выбежал на улицу. Я выглянул тоже. Мариано, Лиза и Пьетро пошли по улице. Лиза наигрывала на гитаре, украшенной розовым бантом, Пьетро бил в бубен, а Мариано, сняв шапку, кричал:
— Сегодня неаполитанский театр марионеток дает представление «Любовь к трем апельсинам»! Сегодня Тарталья украдет апельсины у великанши Креонты! Сегодня прекрасная Нинетта превратится в голубку! Спешите все смотреть чудесную фиабу Карло Гоцци!
Мне очень хотелось быть на месте Пьетро и бить в бубен на всех перекрестках. То-то подивились бы соседки, и торговки с рынка, и ребята с нашего переулка! Все узнали бы, что я работаю в кукольном театре, и все, наверное, позавидовали бы. Если б тетка Теренция увидела меня с бубном, она, небось, не посмела бы прогнать меня на рынок и посадить за рыбные корзины!
Но я не подал виду, что завидую Пьетро.
Вскоре пришел старый Анджело с двумя носильщиками. Они принесли кресла из дома Гоцци — резные кресла с шелковой, выцветшей от времени бахромой. Синьор Гоцци пригласил много важных господ на представление своей сказки — не сидеть же им на грубых скамейках, как другие зрители!
Мы внесли кресла в балаган и поставили их в ряд перед самой сценой. Старый Анджело ворчал и бранил, как обычно, выдумки своего «молодого господина». Однако и он принарядился ради праздника — надел на шею шелковый платок и обулся в новые башмаки с пряжками!
Синьор Гоцци пришел строгий, нахмуренный, без улыбки на чисто выбритом лице. Он заставил нас с Паскуале еще раз повторить ту сцену, в которой Труффальдин гоняется за голубкой по всей кухне.
— Эта сцена всегда нравилась зрителям, — сказал он.
— Только смотрите, чтобы голубка не запуталась в нитках Труффальдина. Иначе все будет испорчено! — крикнул из-под тропы дядя Джузеппе.
Он целый день ползал по тропе и по сцене, проверяя все нитки — хорошо ли распадаются апельсины на части, легко ли растворяются ворота замка Креонты, прямо ли стоят пальмы в пустыне?
Своих кукол мы должны были проверить сами.
Представление
В тот вечер толпа зрителей так напирала на нашу дверь, что весь балаганчик дрожал, а дверная занавеска лопнула. Мариано не поспевал получать деньги за вход.
Когда я услышал топот и смех толпы и, приложив глаз к дырочке в занавеске, увидел, как зрители рассаживаются на скамьях, у меня душа ушла в пятки. Руки дрожали, во рту пересохло. Ни за что я не смогу вывести Труффальдина на сцену и говорить за него перед таким множеством людей!
Но гости синьора Гоцци не приходили. Он сидел один в пустом ряду кресел перед сценой. Ему это наскучило, и он пришел к нам за занавеску. Он стоял возле тропы, утирая платком пот, струившийся со лба. Позади него на тропе висели куклы: король в золотой короне и в красном плаще, Тарталья на тонких голубых ножках, Панталоне с острой бородкой, и, почти прикасаясь к локтю синьора Гоцци, висели еще две куклы, прикрытые мешком…
Вдруг синьор Гоцци раздвинул занавеску и улыбаясь шагнул вперед. И тотчас отступил обратно, досадливо махнув рукой. В креслах появились два гостя — это были два щеголя в кружевах, с завитыми локонами. Они пересмеивались и переглядывались, приложив лорнеты к глазам. Как видно, не этих гостей ждал синьор Гоцци.
Паскуале окликнул меня.
Он сидел на тропе, свесив ноги, и старался не стучать зубами.
— Эх, девчонки, слюни распустили!
Пьетро запустил в меня апельсиновой коркой и удрал. Я бросился за ним, чтобы дать ему взбучку, и… замер на полдороге. Пробегая, Пьетро задел моего Труффальдина, и носатая голова Труффальдина откачнулась в сторону, совсем отдельно от туловища!
Ах, еще утром я видел, что колечко, соединяющее голову с туловищем, разогнулось. Я тогда же взял щипцы, чтобы зажать проволоку покрепче, но в эту минуту Пьетро и Лиза вышли на площадь зазывать народ, и я побежал за ними. Разве я могу вывести Труффальдина на сцену, если его голова качается на нитках, как маятник, ничем не скрепленная с туловищем! Я побежал за щипцами.