— Не плачь, Пеппо, не плачь! — шептал Паскуале, гладя меня по плечу. — Вот увидишь, все будет хорошо!
— Не реви, мальчик! — сказал синьор Гоцци. — Я выкуплю тебя у твоей хозяйки, и ты будешь по-прежнему жить у дядя Джузеппе!
— Нет, синьор, — сказал старик, — я не возьму его больше к себе. Он — обманщик. Почему он не сказал сразу, что он приемыш и записан в приходскую книгу!
— Потому что вы прогнали бы меня на рынок! — хотел крикнуть я, но не смог выговорить ни слова и только заплакал еще громче. Я плакал до тех пор, пока не уснул, положив голову на мешок с куклами аббата и Барбары, которые Мариано не захотел оставить на ночь в своем балагане!
Прощай, Венеция!
Наутро старый Анджело разбудил нас, уронив на пол тяжелый серебряный подсвечник. Он снял его со шкафа и чистил мелом, громко ворча, что из-за выдумок его господина приходится нести в заклад последнее барское добро. Он унес подсвечник, завернув его в тряпицу, и, возвратясь, отдал синьору Гоцци несколько монет.
— Мало! — сказал синьор Гоцци, пересчитав деньги. — Отнеси в заклад вот это! — Он вынул из кармана золотые часы и снял кольцо с пальца.
Анджело замахал руками и сказал, что эти вещи он не отнесет закладчику.
— Молчи, старина! Ты знаешь, я всегда плачу мои долги! — ответил Гоцци и выпроводил старика за дверь.
Ему пришлось много платить в то утро. Сначала пришла тетка Теренция. Я спрятался в чулан старого Анджело и слышал, как дядя Джузеппе бранился с ней. Она опять поминала приходскую книгу и грозилась, что будет жаловаться судье. А судья, наверное, засудит людей, сманивших ребенка у приемной матери! Наконец синьор Гоцци заплатил мое жалованье за то время, что я жил у дяди Джузеппе, и еще за полгода вперед, чтобы она оставила его в покое. Тетка Теренция ушла. Еще полгода я мог не возвращаться домой! Но куда я денусь, если дядя Джузеппе не возьмет меня к себе? Куда денемся мы с Паскуале? Мы были теперь одни на свете.
Потом пришел Мариано, грубый, злой, с красными глазами и опухшим лицом. Он рассказал, что сегодня утром сбиры побывали в балагане. Хорошо, что там был один Якопо. Они спрашивали его, правда ли, что вчера в балагане показывали куклу аббата Молинари и что кукольник Мариано скрывает у себя подкидыша — беглого слугу его преподобия. Якопо сказал, что он ничего не знает, притворился, что он глух и слеп. А со старика что возьмешь? Они ушли, но обещались прийти еще раз, когда сам хозяин будет в балагане!
— Воля ваша, синьоры, я уезжаю из Венеции! Меня ждут в Падуе, чтобы переправить сначала в Тироль, а потом в Баварию. Лиза и Пьетро сейчас разбирают балаган, а ящики с куклами уже погружены в лодку. Если сбиры все-таки поймают меня, я им прямо скажу, синьоры, что этих мальчишек привели ко мне вы, а я их прежде и в глаза не видел! И куклу аббата показывали они, а вовсе не я. Я ничего не знаю! Мне обещали выручку с десяти представлений — вот и все. А где эта выручка? Приходится удирать, спасая шкуру!
Синьор Гоцци откинулся на спинку кресла и устало закрыл глаза. А дядя Джузеппе хлопнул ладонью по столу и сказал, пристально глядя на Мариано:
— Вы получите деньги за пятнадцать представлений, Мариано, но вы постараетесь не попасться сбирам. А если попадетесь, вы не скажете им ни слова ни про меня, ни про синьора Гоцци. Кроме того, вы увезете с собой обоих мальчишек.
Мариано дернул головой.
— Да на что мне ваши мальчишки? Пропади они совсем — я не пожалею!
— Джузеппе будет вырезывать вам кукол, а Паскуале управлять нитками. Стоит вам уехать отсюда — никто уж не спросит вас о них. Решайтесь. Иначе вы не получите деньги.
Глаза Мариано забегали, он мял в руках шапку. Наконец решился.
— Ладно. Будь по-вашему. Возьму с собой мальчишек! — Он мрачно посмотрел на нас и зажал в руке кошелек, который ему протянул синьор Гоцци.
Синьор Гоцци не взглянул на нас, когда мы уходили. Он опять откинулся на спинку кресла и устало закрыл глаза. А ведь мы с Паскуале так любили его! Джузеппе кивнул нам головой на прощанье.
Старый Анджело остановил Мариано на пороге:
— Ты откуда отчалишь? От Рыбачьей пристани? Ага! — сказал он тихонько и запер за нами дверь.
Мы пошли по улице, еле поспевая за быстрым шагом Мариано. Он долго водил нас глухими переулками, где было мало народа, и подозрительно выглядывал из-за каждого угла, прежде чем перейти улицу. Наконец он привел нас на какой-то двор, где лежали корабельные доски, и, оставив там, ушел. Мы ждали долго, но вот он вернулся и вывел нас на берег, заваленный бочками, ящиками и тюками пеньки. У берега стояла рыбачья барка. Загорелый мужчина в рваной рубашке крепил парус. Мариано свистнул. Мужчина махнул ему рукой.