— Я не знаю… ик! — говорила Марта, — отчего это… ик!
— Надо… ик! выпить… ик! воды… ик! — отвечал Паскуале.
Они пили воду горстями из бассейна, мейстер Вальтер тряс их за плечи и даже перевернул каждого в воздухе вверх ногами. Ничто не помогало!
— Ик! — чуть не плакала Марта. — Как же я… ик! буду говорить за… ик! Геновеву?
— Но, Вальтер, детям надо выпить горячего! — озабоченно сказала фрау Эльза.
— Ребята, собирайте сучья и шишки! — Мейстер Вальтер вынул огниво.
Едва дым от костра голубой струйкой потянулся вверх, как опять прибежал лакей в зеленой куртке.
— Ты что? Очумел? Костер в парке раскладывать? Что здесь, цыганский табор, по-твоему? — Он затаптывал костер, злобно глядя на нас маленькими глазами и ругался: — Навязались тоже… цыганские хари… чтоб вас!
По дорожке к павильону шел еще один лакей, тот, который приходил в кабачок. Мейстер Вальтер покраснел.
— Никто не навязывался. А нам нужно горячее. Мы всю ночь шли, дети озябли… — отрывисто сказал он.
Лакей прыснул:
— Слыхал? Горячего им подавай! Господа какие нашлись! Может быть, еще воду для бритья подать в серебряном тазу?
— А, да это его величество мейстер фон-Бродяга с помойной ямы! — загорланил подошедший лакей. — Здравствуйте, ваше голоштанное величество, над блохами король, над вшами пастух!
Лакеи захохотали.
— Молчи, барская обезьяна! Давно ли ты в кабачке, как овечий хвост, дрожал? — Тут мейстер Вальтер загнул такое крепкое словцо, что парень оторопел, а другой покатился с хохоту.
— Э, да что мне с барской челядью ругаться! — в сердцах сказал мейстер Вальтер. — Иозеф, Пауль, запрягайте, едем отсюда прочь.
— Но, Вальтер!.. — простонала фрау Эльза.
Марта и Паскуале сразу перестали икать. Я бросился запрягать Гектора.
— Ах, мейн готт! Да что же это? Куда вы уезжаете? — раздался женский крик.
По дорожке к нам бежала какая-то толстуха в белом чепце, звеня ключами. Мейстер Вальтер угрюмо прилаживал постромки.
— Нам нечего здесь делать!
— А что скажут фрау баронесса и маленькая Шарлотта? Нельзя, нельзя уезжать! — Толстуха схватила Гектора под уздцы своей пухлой рукой.
— Михель, Эрик, это ваши штуки? Вон отсюда, бездельники! Почему скамейки еще не принесены? Живо, за работу! — Толстуха прогнала лакеев и завертелась перед фрау Эльзой. — Голубушка, да уговорите вашего мужа! Охота ему обижаться на этих лодырей? Да они у меня пикнуть больше не посмеют! Разве можно оставить маленькую баронессу и всех маленьких господ без представления? Скажите, что вам нужно, — я все достану.
Толстуха, звеня ключами, побежала в кухню.
Через минуту судомойка принесла нам кувшин горячего молока и корзину с колбасой и хлебом.
— Кушайте, кушайте! — тараторила толстуха в сбитом набок чепце. — Голубушка, фрау Эльза, да мы с вами землячки! Я тоже из Шварцвальда. Только вот уже одиннадцать лет не была на родине, с тех пор как покойный барон взял меня в кормилицы к маленькой баронессе. А теперь я — ключница, зовут меня тетя Эмма, да, да! Это ваша дочка? А мальчики тоже ваши? Вот расскажете в деревне, в каком доме меня повидали!
Лакеи приносили скамейки и ставили их рядами перед павильоном.
Напившись молока, мы сложили сцену на крыльце павильона между двух белых колонн и натянули перед сценой нашу зеленую занавеску.
— Это не годится! Это некрасиво! — воскликнула тетя Эмма. — Снимите ее, снимите сейчас!
Правда, наша занавеска годилась кое-как для полутемного балаганчика, но здесь, на свету, возле мраморных колонн, все ее заплатки, все линялые пятна так и лезли в глаза.
Тетя Эмма притащила тяжелую синюю материю с разводами.
— Мальчики, за работу!
Стоя на плечах мейстера Вальтера, я прилаживал эту синюю материю над нашим театром вместо зеленой занавески. Мейстер Вальтер потихоньку поддразнивал Марту.
— А ну, покажи, как ты будешь говорить за… ик! Геновеву.
Тетя Эмма принесла две корзинки с нарезанными хвойными ветками и велела нам плести венки.
— О, я сделаю так, что будет красиво! Здесь венок, там венок, а посредине пустим гирлянду! — говорила тетя Эмма, подпрыгивая перед театром.
Проклятые ветки кололи нам пальцы, пока мы вязали гирлянды, мне хотелось спать, а тетя Эмма трещала:
— Ведь сегодня день рождения маленькой баронессы Шарлотты. Да, да, сегодня ей ровно одиннадцать лет, я всю ночь убирала цветами комнату с подарками. Ах, какие подарки! Как подумаю, что вот она, моя баронессочка, встанет с постельки и войдет в эту комнату в своем белом атласном платьице, — ну сущий ангелочек! Прямо плакать хочется! — Толстые щеки тети Эммы прыгали от волнения. — Сначала все пойдут к обедне, потом будет завтрак (на пятьдесят кувертов), потом — детский праздник в парке и ваше представление, а вечером — фейерверк и танцы. Сам герцог обещал приехать!