– Не сегодня, так завтра меня попросят рассказать комиссии, что я знаю о несчастном случае, – сказал он и поднялся с места. – После этого заниматься выяснением обстоятельств будет неэтично. Вызовут обязательно, я одним из последних видел его. Я и Коновалов. Коновалов говорил… – Прокеш задумался.
– Ко-но-ва-лов! – раздельно произнес он. – Вот с кем мне нужно поговорить сейчас. Извини, минуточку!
Он прошел, вскоре вернулся и постучал пальцем по лбу:
– Очень быстро старею. Надо соображать сразу. Коновалова нет, вернется завтра или послезавтра. Уехал по делам.
– Можно подождать, – утешил я.
– Бессмысленно. Либо комиссия ухватится за него раньше, чем я, либо они вызовут меня. И то и другое плохо. Коновалов – спарринг-разработчик Евгения. Возможно, он знает… м-м…
Он замычал как от зубной боли.
Я плохо соображал, что происходит. Все-таки погиб человек. Тактичность, выдержка – все это уместно, конечно, но коробило, что Прокеша больше занимают какие-то проблемы, а не судьба юноши, глупо погибшего от ржавой железки. Исполнилось ли ему двадцать?
Между тем Прокеш все ходил по комнате, мурлыкал, причмокивал и, кажется, пару раз тихонько хрюкнул.
– Поговорю еще раз с Нечипоренко. Завтра или послезавтра. Понимаешь, Арам, нужно задать один вопрос. Вернее, два. Когда они задействовали эту проклятую ОС-12 и подключена ли она к единой сети? А знаешь, – он остановился и глаза его остекленели, – кажется, я знаю ответ! Коробов в конце концов добился, чтобы систему отдали ему. Причем с активаторами нейроглии. Он мне рассказывал. Новая концепция времени, вернее, новая интерпретация. Или, наоборот, старая концепция. Не знаю. На страшные сказки похоже. Половину я не понял, а в остальное не поверил. Проект «Дважды проснувшийся». Красиво звучит! Зондирование «сквозь мглу веков», как он говорил. А вот происшествие с тобой и остальными так и не смог объяснить. Обещал познакомить со своими записями. Запись меня сейчас очень интересует.
Он нахмурился, потрогал щеки.
– Не сообразил спросить, куда уехал Коновалов.
Прокеш набрал вызов.
– Извините за беспокойство тысячу раз, Ольга Ивановна. – Неожиданно у Прокеша прорезался сильный акцент. – Не смогли бы вы сказать, куда отправился уважаемый Алексей Маркович?
– Ну что вы! – заулыбалась Ольга Ивановна. – Какое беспокойство! Обещал вечером вернуться, но это вряд ли. Однажды вышел на минутку, а вернулся через неделю из Австралии.
– А где он сейчас? – спросил Прокеш без акцента.
– Ой, не знаю! – улыбнулась она. – Брысь вы! – прикрикнула она на кого-то внизу. Послышался разноголосый писк.
Прокеш поднял брови, а жена Коновалова рассмеялась.
– Котята шалят. Ходить боюсь, раздавлю случайно.
– Котята?
– Ага. Целых двенадцать штук!
В животе у меня екнуло, я подался вперед и спросил:
– Простите, Ольга Ивановна, котят подарила ваша мать?
– Ara! Только не мне, а Леше. Это он вам жаловался?
Я попятился и сел в кресло. Прокеш отключил связь и обернулся ко мне. Лицо его было мрачно.
– Ну, говори! – сказал он.
Глава четвертая
Дорога уходила в ложбину, а затем шла по холму. Узкая полоса тумана пересекала дорогу. От пассажирской площадки до Раменья километров пять. Или немного больше, сообщил юноша с удочкой, обосновавшийся у большого зацветшего пруда. На мокрой от росы траве рядом с ним лежал рюкзак. Рыболов внимательно следил не за поплавком, а за дорогой.
Очень хотелось спать, время – семь утра. Так рано, да еще в субботу, я не поднимался даже в освоенцах!
Всю эту неделю Прокеш гостил у нас в Базмашене. Он долго лазил по ущелью в районе обвала. Спускался по реке, теребил спасателей. Ничего! Пакета, который вез Коновалов, так и не нашел. Любой из обломков мог стереть инфоры в пыль. Потом предложил навестить Лыкова, и мы отправились к верховьям Волги.
С вершины холма открылся вид на Раменье. На взгорье неподалеку друг от друга стояли дома, собранные «под избу». Полукругом блестела внизу река, чуть дальше разливалось неширокое озеро, теряющееся в лесистых берегах.
– Красиво здесь, – вздохнул Прокеш.
– Красиво, – вежливо согласился я.
Мне город нравится больше. Наелся природы на Красной. Когда выжигали джунгли под ретрансляторы, только и ждали: сейчас или через минуту выпрыгнет или выползет на тебя зубастое, шипастое. Нет, в городе лучше. Идешь себе, никто с разговорами не лезет, и никаких теплых ветров, превращающих человека в разболтанную говорилку. В городе можно молчать, никого не обижая.