— Ну вот, все получше, — сказал я, — а как приедем домой, купим по размеру,
И так на сердце стало хорошо, как давно уже не было. Так давно, что не помню когда, если и было. Это, верно, потому, что жил хоть и честно, и работал как надо, а ничего похожего не происходило. День за днем, месяц за месяцем, то на работу, то с работы, в кино другой раз сходим, в гости, к нам кто придет. Собой жили. А тут вон какой случай. И чувствую, как все родней мальчуган мне становится, и уже радуюсь тому, что не обошла меня доброта стороной.
— Ну что ж, теперь и поесть можно. Пошли-ка. Проголодался, наверно.
— Да нет... Я другой раз дня по два не ел, а нынче сытый. Шофера в санатории накормили. Так что до утра хватит.
— Ну, до утра. Утром мы само собой, а сейчас тоже надо.
В купе, как мы вошли, затихли. Мальчонка сразу почувствовал, что разговор, видно, о нем шел. Остановился в проходе.
— Иди, иди, сынок, — позвал я, — садись смелее, это моя лавка, — и попросил лысого, чтобы он уступил место.
Доехали мы до Ленинграда хорошо. И все было хорошо. Жена обрадовалась мальчонке, как родному. Да я и не сомневался, полагал, так и должно быть.
Ну, первым делом, конечно, одели его. Все как полагается, вплоть до школьной формы. Портфель купили, тетрадки, карандаши, ручку. Сводили его в цирк, в ТЮЗ. Рад-радешенек. Как щегол — только и вертит головой туда-сюда. Все ему интересно. Стол ему поставили, за которым он будет делать уроки. Пришел я как-то с работы, гляжу — чего-то пишет.
— Это я, — говорит, — папа, письмо сестренкам пишу, как мне хорошо у вас.
Повела его жена в школу. Я на работе был. Мне и в голову не приходило, что могут возникнуть какие-то осложнения. Конечно, понимал — мальчонка пропустил год, да и в этом году опоздал чуть ли не на два месяца. Ну и что? Ведь бывает же, что и по второму году другие ученики остаются в том же классе. Но оказалась совсем другая причина. Директор школы — и ведь женщина, вот что непонятно мне, — отказалась его принять, побоялась, что на учеников он может плохо повлиять. Жена и так ей, и этак, ну да разве докажешь, если человек не расположен.
— Ладно, — говорю жене, — не расстраивайся. Не одна школа. Есть и другие. Завтра отпрошусь с работы, сам схожу.
И пошел. Мальчонку взял с собой. В другой школе директором оказался мужчина. Объяснил я ему.
— Хорошо, пускай приходит. В четвертый «Б» класс его зачислим, только документы на него принесите.
— Да нет ничего у него, — говорю.
— А вы сходите в милицию. Пусть хотя бы прописку дадут.
— Это, — говорю, — можно. Схожу.
Тут же и пошел. Толю отправил домой, а сам пошел. Сначала к паспортистке сунулся, но она говорит — надо к начальнику идти. Пошел к начальнику. Принял он меня. Выслушал и говорит:
— Для того чтобы его прописать, надо вам сначала усыновить его. А чтобы усыновить, нужно разрешение матери.
— Да какое же может быть разрешение, если она бросила его?
— А этого ни вы, ни я не знаем.
— Как же не знаем, если он мне все рассказал?
— Мало ли что он расскажет. Он, может быть, сбежал от матери.
— Зачем же ему бежать от хорошей матери?
— Бывает, что и от хорошей бегают. Всякое случается.
— Да где же ее найдешь? Она, может, и фамилию свою сменила.
— А может, она сама уже подала в розыск?
— А если не подавала и не собирается, потому что ей мужик дороже своих детей, тогда как?
— Тогда ее искать надо.
— Да как же ее найдешь? Может, она и верно фамилию сменила?
— А вы спокойнее, не кричите.
— Я не кричу. Это уж у меня голос такой. Только где же ее искать-то?
— Этого я не знаю. Но без разрешения матери нельзя усыновлять. К тому же, может, он из детского дома сбежал?
— Это сначала сбежал, а потом она бросила его.
— Это все он говорит.
— Да не только он, и я говорю. Вы мне поверить можете? Ведь я и на войне был. И вот уже двадцать лет на одном заводе работаю. Орденом недавно меня наградили. Почему же вы не хотите мне поверить?
— Вам я верю. А вот ему погожу. У нас на этот счет всякие случаи бывали.
— У меня только один интерес, товарищ начальник, чтобы мальчонка не пропал. Ведь на базаре его подобрал.
— Ну, если бы не вы, милиция подобрала бы его. Не пропал бы. У нас на этот счет государство заботится.
— Но если мальчонка не хочет в детский дом, а в семью хочет, и мы хотим?